В Белом море вылавливают пятую часть от рекомендованного объема биоресурсов

Российско-норвежские конференции по проблемам рыболовства ежегодно проводятся в Архангельске в рамках деловой программы Маргаритинской ярмарки. И нынешний год не стал исключением: несмотря на то, что по причине пандемии граница по-прежнему на замке, запланированное мероприятие «Развитие промыслов морских биоресурсов как основа жизни прибрежных сообществ Арктической зоны» состоялось в онлайн-режиме 25 сентября.

Руководитель Северного отдела Полярного филиала ВНИРО Андрей Семушин рассказал о состоянии рыбных запасов Белого моря. Из добываемых ресурсов 65% составляет фукус, далее, с большим отрывом, идет еще одна водоросль – ламинария (14%), а уже затем рыба: навага (12%), беломорская сельдь (8%), и всего один процент приходится на остальные виды рыб (корюшка, треска, камбала, пинагор и т. д.).

В целом тенденция добычи морских биоресурсов негативная, отметил Андрей Семушин, подтвердив это цифрами.

Так, в 1985-1989 годах Белое море бороздили восемь судов, занятых рыболовством, сегодня (2015-2019) – всего два. Если в перестроечные годы рекомендованный вылов составлял в среднем 1880 тонн, а реальный – 1928 тонн, то в прошедшей «пятилетке» — соответственно 2440 и… 460, то есть если в конце восьмидесятых осваивалось 103%, то в последние годы – всего 18%.

Сокращение числа судов и орудий лова привело к тому, что запасы, например сельди, осваиваются не более чем на 20%.

— К сожалению, Архангельская область в значительной степени потеряла свои позиции в вылове беломорской сельди, — констатировал он. – Число хозяйств мелких собственников сокращается. Молодежь без желания идет в этот непростой промысел.

Если говорить о промысле наваги, то во второй половине 1980-х вылов составлял 116% от рекомендованного, сегодня – 11%. Количество орудий лова сократилось с 3565 до 460 штук. При этом значителен объем любительского лова: в период активного промысла в традиционных местах лова могут скапливаться до пяти тысяч рыбаков-любителей.

Как заявил Андрей Семушин, к сожалению, цифры вылова любителей не попадают в общую статистику.

Что касается добычи водорослей, то здесь цифры таковы: в 2001-2005 годах существовало десять районов промысла ламинарии, в 2016-2019 гг. их осталось четыре. Вместо семи организаций, собирающих урожай с морской нивы в начале нулевых годов, в конце десятых работали две. Зато количество предпринимателей-индивидуалов на этом поприще выросло с одного до двух.

По словам Андрея Владимировича, произошла некоторая стабилизация ежегодного вылова и есть перспектива развития данного направления добычи водорослей. Положительную роль играет наличие в регионе крупного комбината по переработке морской травы.

В добыче фукуса число районов выросло с шести до семи, количество организаций сократилось с пяти до трех, появилось два индивидуальных предпринимателя. В целом же промысел водорослей ведется дедовским способом – кошением, пусть и архаичным, но не наносящим серьезного ущерба морской флоре.

Если говорить об атлантическом лососе, то уровень промысла за последние десять лет не сильно изменился: стабильно осваивается более 50% рекомендованного вылова. Сохранению этого вида способствует спортивное рыболовство: поймал – отпустил. Традиционным элементом рыболовства стала добыча горбуши.

Что необходимо для нормального рыболовства? По мнению ученых, прежде всего это увеличение объема исследований, стимулирование строительства мало- и среднетоннажных судов, разработка системы оценки эффективности рыбопромысловых участков, усиление контроля за исполнением законодательства в этой сфере.

Председатель рыболовецкого колхоза «Беломор» Сергей Самойлов нарисовал нерадостную картину жизни в поморских деревнях. При этом в качестве примера приводилась мурманская Варзуга, первое упоминание о которой относится еще к 1419 году.

Если в 1987 году варзужане сдали государству 170 тонн семги, то в 2017-м – всего одну! Если же говорить о рыболовстве как о традиционном занятии населения побережья, призванном обеспечить их существование, то с этим давно большая проблема.

— Коренные жители с точки зрения закона – браконьеры, а те, кто приезжает ловить целым рефрижератором, делают это вполне официально, — отметил Сергей Самойлов. Туристы приезжают на рыбную ловлю даже из Чехии, а путевку им выписывают в Москве, в Русском географическом обществе. В то же время рыбнадзор штрафует деревенскую бабушку за выловленную горбушу. А между тем горбуши не кольских реках явный избыток, она гибнет. Рыболовные квоты имеют саамы как коренной малочисленный народ Севера, русские поморы, столетиями живущие здесь, их не имеют.

— Наши традиционные ресурсы продаются туристам, а деревни хиреют и превращаются в дачные поселки, куда люди приезжают только летом, — продолжил он. – Такая политика просто вынуждает рыбаков прекратить промысел или уходить в нелегальный.

Это только одна грань проблемы. Другая – не хватает судов. А ведь до революции их насчитывалось только в одной Патракеевской волости более 130. Ударом по локальной экономике стал в нулевые годы запрет тюленьего промысла. Обещанная государством компенсация до поселений не дошла.

Квота на 700 тонн трески и пикши и полсудна на колхоз — таковы сегодня реалии рыболовецкой жизни.

— Чтобы деревня жила, нужна основа, фундамент. Им является добыча морских ресурсов местными сообществами, которые традиционно занимались этим много веков, — сформулировал смысл существования поморских деревень Сергей Самойлов.

А тем временем в Госдуме рассматривается вопрос о введении аукционов на рыбопромысловые участки.

— Прежде чем принимать такие законы, государство должно найти ответ на вопрос: как нам жить, если наши промысловые участки продадут с аукциона, продадут квоты на рыбу? На что мы будем завозить дизельное топливо для обеспечения электроэнергией трех деревень? Кто будет обеспечивать теплом школу, поставлять населению дрова и оказывать прочие социальные услуги? – заключил он. – У нас общие проблемы. А основная проблема: государство, управляя ресурсами, не учитывает интересы местных сообществ, живущих за счет традиционных промыслов. Оно не защищает их перед крупным бизнесом, а крупные компании через лоббирование своих интересов в Госдуме получают выгоду от этого. Отнятие квот у таких сообществ в пользу крупных компаний через аукционы приведет к деградации местных сообществ. Считаю необходимым разработку таких изменений в норвежские и российские законы, которые бы закрепляли ресурсы на долгосрочный период без возможности их изъятия крупными компаниями.

В Норвегии также существуют факторы, мешающие развиваться рыболовству прибрежных сообществ. Так, один из докладов, прозвучавших в онлайн-режиме, назывался «Как норвежский глубоководный флот подрывает основы национального рыболовного законодательства». В выступлениях вице-президента Норвежской поморской ассоциации Реми Странда, члена этой организации Улле Клаудиссена и других участников конференции говорилось о схожести проблем норвежских и российских рыбаков.

Сегодня по берегам Белого моря из 65 старинных поморских деревень только 32 – действующие, остальные либо пустуют, либо превратились в дачные поселки – эту информацию довел до участников председатель Северодвинского отделения Русского географического общества Александр Шаларев.

Причина такого положения – в том, что население лишено права на природную ресурсную базу. А ведь это было основой жизнедеятельности как дореволюционных поморских общин, так и советских колхозов.

— Возвращение селам права на природную ресурсную базу – шаг на пути к возрождению Поморья, – уверен организатор исследовательских экспедиций по берегам Белого моря.

Кстати, в Канаде часть ресурсов изъята у крупных компаний и отдана местным жителям.

 Анатолий Беднов

Фото: www.fish.gov.ru