Соль земли – Пряслины: писатель Олег Ларин – о пинежанах, трактористе Абрамове и мифе о Ворошилове

В журналистском блокноте нашла запись 2012 года с творческого вечера писателя, автора книг «В ритме Пинеги», «Мезенские сюжеты», «Дорога Ломоносова сегодня», «Поклонись дереву», «Брод через Лету»… Многие из собравшихся в тот день в Добролюбовке признавались, что через эти повести иными глазами увидели Архангельскую область, другие полюбили Север и приехали сюда, а кому-то книжка помогла преодолеть тоску по родимой сторонушке в далеких краях. Сам писатель с удовольствием вспоминал о своих поездках, встречах с Абрамовым, делился впечатлениями о сегодняшней жизни деревни.

«Сокучился по Северу»

– Соскучился по Северу, вот и приехал. Рад, что нахожусь здесь – в Добролюбовке, где мне особенно плодотворно работалось. Уверен, библиотека важнее любого другого заведения, тут все собрано – разум, интеллект. Но у нас сейчас наступила такая пора – люди перестают читать, все ушло в эту дырку – телевизор, Интернет, смартфоны. Был опрос среди архангельских студентов – кто такой Федор Абрамов? Отвечали: хоккеист, бандит, депутат, один только сказал: «Кажется, писатель, но я его не читал». Страшная вещь – забвение. Поэтому одна из моих книг, и я ее считаю самой главной, называется «Брод через Лету». Лета – река забвения в греческой мифологии, попадая в нее, люди забывают свою прошедшую жизнь.

А лишиться исторической памяти – значит обречь себя на вымирание, духовное прозябание. И так важно найти брод, чтобы противостоять течению Леты, воссоздавать и рассказывать молодым о том, какие были их предки. В книге я описываю многие свои путешествия…

«Чем выше по реке, тем люди добрее»

– Ведь чтобы написать книжку, одного путешествия мало, надо 4–5 поездок. Я на Пинегу первый раз попал, потому что прочел у Абрамова «Две зимы и три лета». Приехали с компанией в верховья Пинеги – молевой сплав был тогда, большая вода, построили себе плот из шести бревен, поставили палатку и поплыли. Так все и началось. Потом понял, что ездить надо одному, потому что хочется сконцентрироваться, поменьше говорить, а думать о том, что впереди. И ездил уже один, выходило до трех раз в год, всего поездок 50 наберется.

Что интересно, мезенцы, а я их называю не по району, а по реке, пинежан не любят, но пинежане мезенцев любят, лешуконцы же почему-то не любят пинежан, особенно в нижнем течении. Те, по правде говоря, такие мрачные, себе на уме, с хитрецой, даже на ночлег нас не оставляли.

Но чем выше по реке, чем глуше, тем люди добрее, отзывчивее. Помню в верховьях деревню Монастырь, где мы в одном доме попросили у хозяйки молока. Она пошла куда-то по хозяйству, а мы выпили всю трехлитровую банку и оставили ей рубль на столе, тогда литр стоил где-то 28–30 копеек. Вдруг слышим вслед возмущенный крик: «Какие деньги, да я просто дала». Для нее это было оскорбление.

К сожалению, герои моих книжек все поумирали, а с молодежью как-то не чувствую контакта, нет в них того, что я видел в их отцах, дедах. Нет этой северной закваски, они какие-то все общие, что ли, без индивидуальности. Может, мне так кажется, не знаю… Вот был на ярмарке в Пинеге – идет девушка, цокает на своих каблучках, кругом грязища, а она чистенькая вся. Одевается молодежь красиво, изящно, не хуже, чем в Москве, может, не едят досыта, но на модную одежду тратятся.

«Хитрющий мужик был»

– С Абрамовым у нас одна памятная встреча была, я привозил на внутреннюю рецензию ему рукопись «Поклонись дереву» о народных мастерах Севера, которая никак не шла в печать. Хорошо принял, поговорили, даже пообедали и выпили маленько. Долго гуляли по набережной Невы, это было 15 января 1983 года.

Между прочим, я первый, кто писал о прототипе Михаила Пряслина из романа «Братья и сестры» – трактористе Михаиле Абрамове. Синеглазый мужик с могучим разворотом плеч и чугунными, как лопата, ладонями с мозолями, отец пятерых детей. В четырнадцать лет он потерял отца, погибшего в окружении, и остался единственным кормильцем в семье.

– За всех робил. Шестеро нас было у матки – четыре мальца и две девки. Лес корчевал, стога ставил, пахал, молотил, в кузнице горн раздувал. Все было! А кормились мы невесело: четыреста граммов хлеба на нашу семью выдавали – больно не разгуляешься. Бывало, придешь домой усталый – и в баню. Баня заместо лекарства была – от комарья, от мороза, от хворостей. И душе отрада! – рассказывал он.

Эта встреча была в июне 1971 года, вторая – намного позже, когда Михаил Иванович уже был на пенсии.

– Ноги от одного берет, а голову – от другого, – сказал «прототип», отвечая на вопрос, насколько портрет литературного героя совпадает с его собственным. – Вообще, я вам скажу, Федор Александрович хитрющий мужик был. Он с меня списывал, как с народа, а я об этом и не догадывался. Окольными путями к душе подбирался. Ходил он тогда с палочкой, со стариками и старухами разговаривал. Со мной, говорят, тоже беседы водил, а вот в памяти ничего не осталось.

Почему? Видать, все мозги в работу ушли… Вообще, я вам скажу, отучили людей работать. Все хотят хорошо жить и хорошо получать, но никто не хочет хорошо работать. Кого-нибудь из нынешних спроси: что за зверь такой – хорошая работа? Не знают…

Да, это был настоящий Мишка Пряслин! Кстати, почему именно Пряслин? Прясло – простое приспособление, предназначенное для сушки ячменя, льна, сена. Короткое лето и частые дожди не позволяли высушить и сохранить зерно – вот почему прясло в воображении писателя выросло до уровня символа. Пряслины, по мысли Абрамова, – это соль земли, ее опора и защита.

О девушке Прасковье

– На Пинежье Ворошилов в ссылке был в начале двадцатого века, мне показывали его кровать – полежи, прикоснись к истории! Кстати, есть одна история, я нигде об этом не писал, а рассказала мне ее родственница старухи Прасковьи.

Напротив Пинеги летом на реке образуется остров, местные его называют Крокодил. Там на сенокосе и случилась любовь между девушкой Прасковьей и ссыльным Климом. А ее родители их застукали, стали заставлять Ворошилова жениться. Пришлось ему спешно бежать из ссылки.

Прошли годы. Прасковья благополучно вышла замуж, родила сыновей, но они все погибли в войну. Пенсию пора оформлять, а документы затерялись, и надумала она поехать к родимому Климушке, большому начальнику – председателю Президиума Верховного Совета СССР. Две недели жила на вокзале, спала на газетах и каждый день в приемную Ворошилова приходила. Ее там выспрашивали: «Вы что, с Климентом Ефремовичем революционной борьбой занимались?» – «Занимались, ох, занимались!»

Наконец, допустили. А двери двойные, ее между ними защемило, выбралась, посмотрела, ойкнула: «Климушка, как ты постарел!» – «Да и ты, Прасковьюшка, тоже не помолодела». Обнялись, заплакали, так хорошо им стало. И с тех пор стала Прасковья получать пенсию – 12 рублей 50 копеек. То ли правда, то ли нет, а кто слушал, молодец.

Фото: writers.aonb.ru