Родину мою оплакать…
Поэт в России больше, чем поэт… Это понимаешь, когда они, поэты, уходят. Александра Роскова, стихотворца и журналиста, маститые критики сравнивали с Александром Твардовским, но он был самим собой… С тихим голосом, который проникал в самое сердце.
Одна работа
Кто-то из друзей написал о нем: «На горячих кирпичах, сквозь потрескиванья печки,/ Улыбаясь, спит Росков. Заслужил. Горит свечка…»
В начале 90-х Александр работал в газетах «Ленинский завет» («У Белого моря»), «Архангельск» и учился в Литинституте, хотя уже был принят в Союз писателей за книгу «Стихи из деревни». Той самой, каргопольской, откуда родом, где прожил большую часть своей жизни…
О деревне – все перенесшей и всех вскормившей, а ныне погибающей втуне, о людях, которые любили трудиться на ней – матушке, о возрождении веры православной, а вместе с верой и надежды – слагал свои стихотворения Саша. Совсем так, как когда-то клал печи – ладные да теплые. Недаром же говорил его тезка Блок: «Работа везде одна – что печку сложить, что стихи написать».
Критики иной раз ставят его на одну доску с Твардовским, кто-то называет продолжателем Есенина и Рубцова. От одного он принял по наследству титул «последний поэт деревни», горькой судьбе другого посвятил несколько стихотворений… Но все-таки заслужил в этом почетном ряду свое имя, собственное – Александра Роскова. Раздумчивый, лиричный, трогательный и щемящий душу поэт, требовательно взывающий к памяти о тех, кто жил на этой земле.
Украденное небо
Председатель Союза писателей России Валерий Ганичев особо ценит его балладу об Анатолии Абрамове, которого считает сродни Василию Теркину… Простой деревенский мужик, что «умел и любил аккуратные ставить стога», в стихах вырастает до былинного героя:
И когда в жаркий полдень по небу плывут облака
Над жильем городским, над крестами старинными храмов –
Я умом принимаю, что это и есть те стога,
Что поставил в раю мой земляк Анатолий Абрамов.
У Александра Роскова был целый цикл поэм, которые можно назвать рассказами в стихах. Одно из таких произведений венчает последнюю книгу поэта – сборник избранного «Украденное небо». Разоренный сельский храм, где в колхозные годы хранили картошку и жито… А еще там сберегалось расписное небо, которое и само хранило село от бед. Пришли грабители, увезли его да продали, наверное… Вот и рухнуло для деревни и земное небо, покатилась ее жизнь к закату, потому что, заключает поэт, «из деревни ушла благодать»…
Согреть человека
Мы работали с Сашей вместе в газете «Архангельск» в первые годы ее выпуска – в 1991–1992-м, тогда нам «разрешили» писать на любые темы, даже самые скользкие, те самые «желтые». Но он возвращался с задания и тут же выстукивал на печатной машинке очерк (чему я, копуша, страшно завидовала), предпочитая рассказывать без лишних прикрас простые истории о людях. Росков любил своих героев и сострадал им – многодетной матери, бомжу, помогал начинающим поэтам… В последние годы Сан Саныч редактировал «Дачную», «Завалинку», «Пенсионерскую правду» и был очень доволен: «Эти газеты несут людям столько пользы, сколько не принесут десяток политических газет, вместе взятых». Уж кому-кому, а ему, печнику, было хорошо известно, как согреть человека.
Да и, честно говоря, его собственная судьба складывалась совсем не гладко, пришлось из-за, казалось непреодолимой, тяги к вечному бичу русского человека побывать в психушке, но смог побороть эту заразу, выстоять в борьбе с «зеленым змием». Не потому ли так полна грусти его кладбищенская лирика, где поэт бродит по заросшему погосту, вглядываясь в лица ушедших земляков, спившихся, когда-то работящих мужиков. А сколько горечи о брошенной деревне, все перенесшей и всех вскормившей.
…Если говорить всерьез –
Родину мою оплакать
Никаких не хватит слез.
Житие, а не жизнь…
Но и много – о возвращении человека к вере, к традициям предков. «Житие у реки в захолустном, глухом городке, есть как раз ЖИТИЕ, а не жизнь сумасшедшая наша…», «Человек должен жить на природе, на виду у Господних небес, где прямая тропинка уводит от крыльца прямо в поле и в лес».
Саша любил путешествовать по монастырям, святым местам: Дивеево, псковские Печоры… Как-то рассказал притчу: «Умер поэт, и душа его предстала перед Господом Богом. Спросил Тот поэта, как жил. Грешен, ответил он: водку пил, с чужими женами спал. А Господь ему: «Это мне неинтересно, расскажи, как распорядился ты искрой Божьей, которую Я в тебя вложил».
Александра Роскова летом 2011-го сбил мотоциклист на дороге, и сразу вспомнилось, что и об этом были у поэта стихи. Про автотрассу – в «ад и рай скоростную дорогу», где на том месте, «где чья-то душа отделилась от бренного тела», поет пичуга и «у креста зеленеет трава под присмотром у Господа Бога». И про нелюбовь к большому городу, который в отместку «меня смертью накажет, на тротуаре распнет!»
Пророческим стало и название книги прозы «В ночь с пятницы на понедельник» – его сбили в пятницу, а умер он после Троицы в понедельник – в Духов день. Однако, оказалось, поэты не уходят, они остаются… Достаточно открыть сборник или страницу в Интернете «Стихи.ру», чтобы снова поговорить с Сашей о том, что волнует.
Детство
Домов в деревне было семь,
Один родник, двенадцать елок.
За лесом, рядышком совсем,
Лежал метельный зимний волок.
Под вой ветров в лесной глуши
Машины выли, выли волки,
Тяжелый снег с густых вершин
Роняли пасмурные елки.
От родника к семи домам
Тянулись узкие тропинки,
В семи домах по вечерам
Горели лампы-керосинки.
И месяц у окна дремал,
Ронял в окно лучи косые,
И я еще не понимал,
Что за окном лежит Россия.
Пророчество
«Союз нерушимый республик свободных
сплотила навеки великая Русь…»
(Государственный гимн СССР)
И, как видно, напрасно сплотила….
О, Россия! – видать, неспроста
Отлучила нечистая сила
Твой народ от Иисуса Христа.
И вчерашние кровные братья
По укромным углам, втихаря
Крест готовят тебе – для распятья.
Но о дружбе в глаза говорят.
Все как в Новом Завете: Иуда
Объявился, он здесь, среди нас.
И пока – разговоры, покуда
Шум да гам, он Россию предаст.
Прокуратор ладони обмоет,
Оглядев разношерстную рать.
Эта рать, обезумевши, взвоет
Кровожадно и злобно: – Распять!
И, не зная, какой катастрофой
Обернутся деяния те,
Рать Россию введет на Голгофу
И распнет, как Христа, на кресте.
И отметит гульбой и весельем
День распятья лукавый народ.
Но за смертью придет воскресенье,
Воскресенье, конечно, придет…
* * *
Человек должен жить на природе,
На виду у Господних небес,
Где прямая тропинка уводит
От крыльца прямо в поле и в лес.
Где над крышами изб и скворешен
Ветви старых берез шелестят.
И он должен быть чуточку грешен,
Но не более, нежели свят.
Человек должен жить и трудиться
На себя – не на светскую знать.
И не знать, что творится в столицах,
Иль стараться об этом не знать.
Он, в ладу и в согласье с природой,
На виду у лесов и полей
Должен дважды в течение года
За деревней встречать журавлей.
А когда по окрестностям свищет,
Сеет вьюга морозную смерть,
Человек должен в теплом жилище
На огонь возле печки смотреть.
И, наверное, так, между прочим,
О неблизкой мечтая весне,
Он в февральские длинные ночи
Должен ангела видеть во сне.
А когда по скончанию века
Он покинет отеческий край,
Ангел душу того человека
Унесет, как положено, в рай.
На поэтических вечерах замечательно читает стихи Роскова его друг поэт Александр Ипатов. Отвечая на замечание, почему не свои, говорит: «Надо любить не себя, а хорошую поэзию, Николая Рубцова и Александра Роскова могу читать бесконечно».
Одна работа
Кто-то из друзей написал о нем: «На горячих кирпичах, сквозь потрескиванья печки,/ Улыбаясь, спит Росков. Заслужил. Горит свечка…»
В начале 90-х Александр работал в газетах «Ленинский завет» («У Белого моря»), «Архангельск» и учился в Литинституте, хотя уже был принят в Союз писателей за книгу «Стихи из деревни». Той самой, каргопольской, откуда родом, где прожил большую часть своей жизни…
О деревне – все перенесшей и всех вскормившей, а ныне погибающей втуне, о людях, которые любили трудиться на ней – матушке, о возрождении веры православной, а вместе с верой и надежды – слагал свои стихотворения Саша. Совсем так, как когда-то клал печи – ладные да теплые. Недаром же говорил его тезка Блок: «Работа везде одна – что печку сложить, что стихи написать».
Критики иной раз ставят его на одну доску с Твардовским, кто-то называет продолжателем Есенина и Рубцова. От одного он принял по наследству титул «последний поэт деревни», горькой судьбе другого посвятил несколько стихотворений… Но все-таки заслужил в этом почетном ряду свое имя, собственное – Александра Роскова. Раздумчивый, лиричный, трогательный и щемящий душу поэт, требовательно взывающий к памяти о тех, кто жил на этой земле.
Украденное небо
Председатель Союза писателей России Валерий Ганичев особо ценит его балладу об Анатолии Абрамове, которого считает сродни Василию Теркину… Простой деревенский мужик, что «умел и любил аккуратные ставить стога», в стихах вырастает до былинного героя:
И когда в жаркий полдень по небу плывут облака
Над жильем городским, над крестами старинными храмов –
Я умом принимаю, что это и есть те стога,
Что поставил в раю мой земляк Анатолий Абрамов.
У Александра Роскова был целый цикл поэм, которые можно назвать рассказами в стихах. Одно из таких произведений венчает последнюю книгу поэта – сборник избранного «Украденное небо». Разоренный сельский храм, где в колхозные годы хранили картошку и жито… А еще там сберегалось расписное небо, которое и само хранило село от бед. Пришли грабители, увезли его да продали, наверное… Вот и рухнуло для деревни и земное небо, покатилась ее жизнь к закату, потому что, заключает поэт, «из деревни ушла благодать»…
Согреть человека
Мы работали с Сашей вместе в газете «Архангельск» в первые годы ее выпуска – в 1991–1992-м, тогда нам «разрешили» писать на любые темы, даже самые скользкие, те самые «желтые». Но он возвращался с задания и тут же выстукивал на печатной машинке очерк (чему я, копуша, страшно завидовала), предпочитая рассказывать без лишних прикрас простые истории о людях. Росков любил своих героев и сострадал им – многодетной матери, бомжу, помогал начинающим поэтам… В последние годы Сан Саныч редактировал «Дачную», «Завалинку», «Пенсионерскую правду» и был очень доволен: «Эти газеты несут людям столько пользы, сколько не принесут десяток политических газет, вместе взятых». Уж кому-кому, а ему, печнику, было хорошо известно, как согреть человека.
Да и, честно говоря, его собственная судьба складывалась совсем не гладко, пришлось из-за, казалось непреодолимой, тяги к вечному бичу русского человека побывать в психушке, но смог побороть эту заразу, выстоять в борьбе с «зеленым змием». Не потому ли так полна грусти его кладбищенская лирика, где поэт бродит по заросшему погосту, вглядываясь в лица ушедших земляков, спившихся, когда-то работящих мужиков. А сколько горечи о брошенной деревне, все перенесшей и всех вскормившей.
…Если говорить всерьез –
Родину мою оплакать
Никаких не хватит слез.
Житие, а не жизнь…
Но и много – о возвращении человека к вере, к традициям предков. «Житие у реки в захолустном, глухом городке, есть как раз ЖИТИЕ, а не жизнь сумасшедшая наша…», «Человек должен жить на природе, на виду у Господних небес, где прямая тропинка уводит от крыльца прямо в поле и в лес».
Саша любил путешествовать по монастырям, святым местам: Дивеево, псковские Печоры… Как-то рассказал притчу: «Умер поэт, и душа его предстала перед Господом Богом. Спросил Тот поэта, как жил. Грешен, ответил он: водку пил, с чужими женами спал. А Господь ему: «Это мне неинтересно, расскажи, как распорядился ты искрой Божьей, которую Я в тебя вложил».
Александра Роскова летом 2011-го сбил мотоциклист на дороге, и сразу вспомнилось, что и об этом были у поэта стихи. Про автотрассу – в «ад и рай скоростную дорогу», где на том месте, «где чья-то душа отделилась от бренного тела», поет пичуга и «у креста зеленеет трава под присмотром у Господа Бога». И про нелюбовь к большому городу, который в отместку «меня смертью накажет, на тротуаре распнет!»
Пророческим стало и название книги прозы «В ночь с пятницы на понедельник» – его сбили в пятницу, а умер он после Троицы в понедельник – в Духов день. Однако, оказалось, поэты не уходят, они остаются… Достаточно открыть сборник или страницу в Интернете «Стихи.ру», чтобы снова поговорить с Сашей о том, что волнует.
Детство
Домов в деревне было семь,
Один родник, двенадцать елок.
За лесом, рядышком совсем,
Лежал метельный зимний волок.
Под вой ветров в лесной глуши
Машины выли, выли волки,
Тяжелый снег с густых вершин
Роняли пасмурные елки.
От родника к семи домам
Тянулись узкие тропинки,
В семи домах по вечерам
Горели лампы-керосинки.
И месяц у окна дремал,
Ронял в окно лучи косые,
И я еще не понимал,
Что за окном лежит Россия.
Пророчество
«Союз нерушимый республик свободных
сплотила навеки великая Русь…»
(Государственный гимн СССР)
И, как видно, напрасно сплотила….
О, Россия! – видать, неспроста
Отлучила нечистая сила
Твой народ от Иисуса Христа.
И вчерашние кровные братья
По укромным углам, втихаря
Крест готовят тебе – для распятья.
Но о дружбе в глаза говорят.
Все как в Новом Завете: Иуда
Объявился, он здесь, среди нас.
И пока – разговоры, покуда
Шум да гам, он Россию предаст.
Прокуратор ладони обмоет,
Оглядев разношерстную рать.
Эта рать, обезумевши, взвоет
Кровожадно и злобно: – Распять!
И, не зная, какой катастрофой
Обернутся деяния те,
Рать Россию введет на Голгофу
И распнет, как Христа, на кресте.
И отметит гульбой и весельем
День распятья лукавый народ.
Но за смертью придет воскресенье,
Воскресенье, конечно, придет…
* * *
Человек должен жить на природе,
На виду у Господних небес,
Где прямая тропинка уводит
От крыльца прямо в поле и в лес.
Где над крышами изб и скворешен
Ветви старых берез шелестят.
И он должен быть чуточку грешен,
Но не более, нежели свят.
Человек должен жить и трудиться
На себя – не на светскую знать.
И не знать, что творится в столицах,
Иль стараться об этом не знать.
Он, в ладу и в согласье с природой,
На виду у лесов и полей
Должен дважды в течение года
За деревней встречать журавлей.
А когда по окрестностям свищет,
Сеет вьюга морозную смерть,
Человек должен в теплом жилище
На огонь возле печки смотреть.
И, наверное, так, между прочим,
О неблизкой мечтая весне,
Он в февральские длинные ночи
Должен ангела видеть во сне.
А когда по скончанию века
Он покинет отеческий край,
Ангел душу того человека
Унесет, как положено, в рай.
На поэтических вечерах замечательно читает стихи Роскова его друг поэт Александр Ипатов. Отвечая на замечание, почему не свои, говорит: «Надо любить не себя, а хорошую поэзию, Николая Рубцова и Александра Роскова могу читать бесконечно».
