Он защищал Заполярье
Почему в фамилии появилась «О»
– Папа родился в 1902 году в Петербурге, был старшим из сыновей. Его отец, Антс Аугъярв, служил в Лейб-Гвардии Конном полку рядовым, затем работал в Экспедиции заготовления государственных бумаг – ныне Гознак, – начала разговор Камилла Эдуардовна. – Так как в то время привычнее было имя Ганс, четверо его детей по отчеству стали Гансовичами, а в фамилии появилась буква «о».
Антс Аугъярв умер в 1914-м, после чего его жена и дети испытали немало трудностей.
По примеру отца
Эдуард тоже решил стать военным. В 1921 году в Петрограде объявили набор в училище командного состава флота, ставшего преемником Морского кадетского корпуса, находившегося на 11-й линии Васильевского острова. Туда юноша и поступил.
Это старейшее морское учебное заведение России считалось кузницей морских кадров. Среди его выпускников разных поколений – выдающиеся флотоводцы, герои морских сражений, первооткрыватели проливов и островов Мирового океана. После Октябрьской революции туда начали принимать сыновей рабочих и крестьян – 20-летних парней, прошедших школу II-й ступени, отслуживших в армии и на флоте.
Учебу Эдуард закончил в 1925-м. Немало его сокурсников впоследствии стали знаменитыми военными моряками. Всех ждало распределение по флотам и служба на Балтике, Черном и Каспийском морях.
В бухте Двуякорной
Эдуарда Гансовича направили на Черноморский флот. Он был вахтенным начальником, командиром бронекатера отдельного отряда судов Днепра, командиром БЧ-3 на подводной лодке «Политрук» (бывшая «Нерпа»), эсминце «Фрунзе», крейсере «Красный Кавказ», на котором он служил вместе со старпомом Николаем Герасимовичем Кузнецовым и другими в будущем известными моряками.
С 1934-го по 1938-й Аугъяров – старший военпред на уникальной Феодосийской минно-пристрелочной станции в бухте Двуякорной.
– В нашей семье слово «Двуякорная» вызывает самые разные воспоминания: служба отца, работа мамы, организовавшей там техническую библиотеку, рождение и смерть моей маленькой сестренки, умнейшие дельфины, с которыми у мамы сложились самые дружеские отношения, счастливое спасение дельфином меня, полузахлебнувшейся трехлетней девчушки, – продолжила Камилла Эдуардовна. – Бухта Двуякорная превратилась в 30-е годы в важнейший полигон, в своеобразную Мекку советского торпедизма.
И мой отец имел к этому прямое отношение.
Судьбоносная встреча
Заканчивались грозные 30-е. Тогда нечаянно оброненное или недоброжелательное слово могло стать роковым в судьбе человека. Эдуард Аугъяров был беспартийным. Сослуживцы знали его спокойным, сдержанным, молчаливым, но очень требовательным.
1938 год. Эдуарда Гансовича уволили в запас с предписанием покинуть место службы в кратчайший срок. И более двух лет он оставался безработным или на непривычных гражданских должностях в Ленинграде. Через некоторое время он, решив продолжить образование, поступил в механический институт, чтобы овладеть новой профессией. Затем его приняли в НИМТИ (Научно-испытательный минно-торпедный институт) вольнонаемным.
Декабрь 1940-го. Неожиданная встреча 4 декабря с только что вступившим в должность Наркомом ВМФ Николаем Герасимовичем Кузнецовым в вестибюле НИМТИ. «Яу, (курсантское прозвище Аугъярова), что за камуфляж?» – с удивлением спросил он.
Справедливость восторжествовала, и Эдуарда Гансовича восстановили в кадрах.
Хороший минно-торпедный специалист…
Его интересовало минно-торпедное дело, а соответствующую специализацию он получил еще в 1927 году. К теоретическим знаниям добавилось немало практического опыта за годы службы на кораблях и минно-испытательной станции, столь пригодившегося в годы войны.
«Хороший минно-торпедный специалист. К работе относится внимательно и серьезно. Задания выполняет четко и аккуратно. Специальность свою любит». Так его аттестовали перед Великой Отечественной.
О войне говорить не любил
Камилла Эдуардовна, решив найти больше сведений об этом периоде жизни отца, отправилась в военно-морские архивы. Ей помогло и общение в 90-е годы с ветеранами Беломорской военной флотилии. Немало информации удалось почерпнуть за время работы секретарем Санкт-Петербургской региональной общественной организации «Полярный конвой» и встречаясь с самими участниками северных конвоев, включая архангелогородцев.
Камилла Кузнецова изучает военную биографию отца. Фото: Ольга Бондаренко
Служба Эдуарда Аугъярова в период Великой Отечественной сначала проходила в дивизионе заградителей на Иоканьгской военно-морской базе БВФ. Затем, являясь помощником флагманского минера штаба Беломорской флотилии, он выполнял многочисленные задания: участвовал в установке мин, неоднократно – в испытаниях тралов, бомбометов, в разоружении сорвавшихся и выброшенных на берег мин, инспектировал военно-морские базы. Также проверял корабли, помогал команде как специалист минно-торпедного дела. Участвовал в арктических внутренних конвоях, будучи флагманским минером походных штабов.
О войне Эдуард Гансович рассказывал крайне скупо.
– Я был в воде… ледяной. Эти его слова остались в моей памяти, – вспоминает дочь.
– Время года? – спросила она.
– Август, – ответил отец.
– Так лето еще!
– Это – Север… – укоризненно прозвучало в ответ.
Диалоги на военную тему были короткими.
Конвой «БД-5»
В нем участвовал и Эдуард Аугъяров. Этой темой Камилла Кузнецова занималась много лет: читала публикации, работала с документами архивов в Гатчине, Москве и Архангельске. Это был внутренний конвой из Белого моря на Диксон. На борту транспорта «Марина Раскова» кроме экипажа и небольшой военной команды находились 354 пассажира (полярники отправлялись на станции с семьями: 116 женщин, 20 детей) и 6600 тонн груза. Конвой состоял из трех тральщиков, полученных по ленд-лизу, оснащенных самой современной по тем временам гидроакустической аппаратурой для обнаружения подводных лодок противника.
Из Архангельска «БД-5» вышел 8 августа 1944 года, 11-го суда вошли в Карское море, а 12-го около 20 часов раздался первый глухой подводный взрыв, похожий на звук разорвавшейся мины. Транспорт «Марина Раскова» потерял ход, накренился… Головной (с походным штабом) тральщик «Т-118» развернулся и направился к поврежденному судну. Когда до него оставалось 1,5–2 кабельтова (300–360 м), у кормы флагманского тральщика раздался такой же глухой подводный взрыв: вышла из строя машина, судно стало быстро погружаться…
Командир конвоя приказал экипажу покинуть корабль. Тогда погибло 68 человек…
За морем непрерывно наблюдали опытные гидроакустики, сигнальщики и минеры походного штаба (среди них и Эдуард Аугъяров). Гидроакустическая аппаратура не обнаруживала никаких признаков присутствия вблизи конвоя подводных лодок противника. Взрывы были типичные для неконтактных мин. Попали на минное поле – так оценили ситуацию.
В 60 милях от острова Белый
Началось спасение экипажей и пассажиров транспорта «Марина Раскова» и флагманского тральщика «Т-118». Этим занялись экипажи «Т-116» и «Т-114». Тогда использовали шлюпки, катеры, вельботы, кунгасы. Транспорт был на плаву около пяти часов. За три часа успели переправить на «Т-114» детей и почти всех женщин, а также организованно, несмотря на экстремальные условия, закончить посадку всех остальных на плавсредства.
13 августа в 00.45 взорвался переполненный людьми тральщик «Т-114» и затонул в течение 3–4 минут… Спасти удалось лишь 26 человек.
Так что же случилось в Карском море в 60 милях от острова Белый 12–13 августа 1944 года? Как выяснилось впоследствии, суда конвоя «БД-5» были атакованы новейшими акустическими торпедами с немецкой подводной лодки «U-365». Эти торпеды сами наводились на корабль по шуму его винтов и поражали цель, взрываясь от ее магнитного поля.
Уклониться от такой торпеды обычным маневрированием невозможно. А новая аппаратура тральщиков не обнаружила подводной лодки потому, что та находилась на большом – 30 кабельтовых – удалении от них, вне зоны действия приборов. Это было первое применение фашистами у нас на Севере нового грозного оружия.
Тральщик «Т-116», переполненный спасенными и ранеными, ушел. Но в море в шторм остались более 150 человек, которым до конца августа предстояла борьба за жизнь. Это были и несчастные на плавсредствах, и моряки, и летчики, участвовавшие в спасательной операции. Всего в ней оказалось задействовано семь кораблей БВФ Северного флота и 10 самолетов «Каталина».
23 августа экипаж «Каталины» под командованием капитана Матвея Ильича Козлова обнаружил в открытом море кунгас с людьми. Он посадил машину на морские волны в шторм. Летчики сумели взять на борт 14 оставшихся в живых, но подняться в воздух не удалось.
В труднейших условиях «Каталина» двигалась по бушующему морю, прошла около 60 миль к острову Белый. К концу пути работал только один мотор.
Из всех потерь, понесенных в годы войны на морских дорогах Арктики, произошедшая в августе 1944-го оказалась самой крупной.
– Узнав об этой трагедии, я поняла, почему мой отец, участник тех событий, сказал о том, что был в ледяной воде. Его выбросило с мостика взрывной волной, – считает Камилла Эдуардовна.
Был всегда в строю
На Севере Эдуард Аугъяров прослужил всю войну. После ее окончания занимался тралением (уничтожением мин) до марта 1946-го. Затем его отозвали в НИМТИ и направили на Черное море тоже для траления. В последующем Эдуарда Гансовича прикомандировали к Министерству судостроительной промышленности. С 1949-го он работал военпредом, начальником одного из отделов на Средне-Невском судостроительном заводе, где строили противоминные корабли. На заводе № 363 МСП он трудился семь лет, участвуя в создании тральщиков для военного флота, в том числе головного проекта 254 К в 1952 году. В запас по болезни вышел в 1955-м.
За безупречную службу Отечеству капитан I ранга Эдуард Аугъяров награжден орденами Ленина, Красного Знамени и Отечественной войны, многими медалями, среди которых «За оборону Заполярья» и «За победу над фашистской Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».
Как-то раз, беседуя с дочерью, на ее вопрос о службе он сказал: «Часто – как по острию ножа».
– А если бы снова пришлось выбирать?
– Выбрал бы то же самое, – подумав, ответил он.
Антс Аугъярв умер в 1914-м, после чего его жена и дети испытали немало трудностей.
По примеру отца
Эдуард тоже решил стать военным. В 1921 году в Петрограде объявили набор в училище командного состава флота, ставшего преемником Морского кадетского корпуса, находившегося на 11-й линии Васильевского острова. Туда юноша и поступил.
Это старейшее морское учебное заведение России считалось кузницей морских кадров. Среди его выпускников разных поколений – выдающиеся флотоводцы, герои морских сражений, первооткрыватели проливов и островов Мирового океана. После Октябрьской революции туда начали принимать сыновей рабочих и крестьян – 20-летних парней, прошедших школу II-й ступени, отслуживших в армии и на флоте.
Учебу Эдуард закончил в 1925-м. Немало его сокурсников впоследствии стали знаменитыми военными моряками. Всех ждало распределение по флотам и служба на Балтике, Черном и Каспийском морях.
В бухте Двуякорной
Эдуарда Гансовича направили на Черноморский флот. Он был вахтенным начальником, командиром бронекатера отдельного отряда судов Днепра, командиром БЧ-3 на подводной лодке «Политрук» (бывшая «Нерпа»), эсминце «Фрунзе», крейсере «Красный Кавказ», на котором он служил вместе со старпомом Николаем Герасимовичем Кузнецовым и другими в будущем известными моряками.
С 1934-го по 1938-й Аугъяров – старший военпред на уникальной Феодосийской минно-пристрелочной станции в бухте Двуякорной.
– В нашей семье слово «Двуякорная» вызывает самые разные воспоминания: служба отца, работа мамы, организовавшей там техническую библиотеку, рождение и смерть моей маленькой сестренки, умнейшие дельфины, с которыми у мамы сложились самые дружеские отношения, счастливое спасение дельфином меня, полузахлебнувшейся трехлетней девчушки, – продолжила Камилла Эдуардовна. – Бухта Двуякорная превратилась в 30-е годы в важнейший полигон, в своеобразную Мекку советского торпедизма.
И мой отец имел к этому прямое отношение.
Судьбоносная встреча
Заканчивались грозные 30-е. Тогда нечаянно оброненное или недоброжелательное слово могло стать роковым в судьбе человека. Эдуард Аугъяров был беспартийным. Сослуживцы знали его спокойным, сдержанным, молчаливым, но очень требовательным.
1938 год. Эдуарда Гансовича уволили в запас с предписанием покинуть место службы в кратчайший срок. И более двух лет он оставался безработным или на непривычных гражданских должностях в Ленинграде. Через некоторое время он, решив продолжить образование, поступил в механический институт, чтобы овладеть новой профессией. Затем его приняли в НИМТИ (Научно-испытательный минно-торпедный институт) вольнонаемным.
Декабрь 1940-го. Неожиданная встреча 4 декабря с только что вступившим в должность Наркомом ВМФ Николаем Герасимовичем Кузнецовым в вестибюле НИМТИ. «Яу, (курсантское прозвище Аугъярова), что за камуфляж?» – с удивлением спросил он.
Справедливость восторжествовала, и Эдуарда Гансовича восстановили в кадрах.
Хороший минно-торпедный специалист…
Его интересовало минно-торпедное дело, а соответствующую специализацию он получил еще в 1927 году. К теоретическим знаниям добавилось немало практического опыта за годы службы на кораблях и минно-испытательной станции, столь пригодившегося в годы войны.
«Хороший минно-торпедный специалист. К работе относится внимательно и серьезно. Задания выполняет четко и аккуратно. Специальность свою любит». Так его аттестовали перед Великой Отечественной.
О войне говорить не любил
Камилла Эдуардовна, решив найти больше сведений об этом периоде жизни отца, отправилась в военно-морские архивы. Ей помогло и общение в 90-е годы с ветеранами Беломорской военной флотилии. Немало информации удалось почерпнуть за время работы секретарем Санкт-Петербургской региональной общественной организации «Полярный конвой» и встречаясь с самими участниками северных конвоев, включая архангелогородцев.
Камилла Кузнецова изучает военную биографию отца. Фото: Ольга Бондаренко
Служба Эдуарда Аугъярова в период Великой Отечественной сначала проходила в дивизионе заградителей на Иоканьгской военно-морской базе БВФ. Затем, являясь помощником флагманского минера штаба Беломорской флотилии, он выполнял многочисленные задания: участвовал в установке мин, неоднократно – в испытаниях тралов, бомбометов, в разоружении сорвавшихся и выброшенных на берег мин, инспектировал военно-морские базы. Также проверял корабли, помогал команде как специалист минно-торпедного дела. Участвовал в арктических внутренних конвоях, будучи флагманским минером походных штабов.
О войне Эдуард Гансович рассказывал крайне скупо.
– Я был в воде… ледяной. Эти его слова остались в моей памяти, – вспоминает дочь.
– Время года? – спросила она.
– Август, – ответил отец.
– Так лето еще!
– Это – Север… – укоризненно прозвучало в ответ.
Диалоги на военную тему были короткими.
Конвой «БД-5»
В нем участвовал и Эдуард Аугъяров. Этой темой Камилла Кузнецова занималась много лет: читала публикации, работала с документами архивов в Гатчине, Москве и Архангельске. Это был внутренний конвой из Белого моря на Диксон. На борту транспорта «Марина Раскова» кроме экипажа и небольшой военной команды находились 354 пассажира (полярники отправлялись на станции с семьями: 116 женщин, 20 детей) и 6600 тонн груза. Конвой состоял из трех тральщиков, полученных по ленд-лизу, оснащенных самой современной по тем временам гидроакустической аппаратурой для обнаружения подводных лодок противника.
Из Архангельска «БД-5» вышел 8 августа 1944 года, 11-го суда вошли в Карское море, а 12-го около 20 часов раздался первый глухой подводный взрыв, похожий на звук разорвавшейся мины. Транспорт «Марина Раскова» потерял ход, накренился… Головной (с походным штабом) тральщик «Т-118» развернулся и направился к поврежденному судну. Когда до него оставалось 1,5–2 кабельтова (300–360 м), у кормы флагманского тральщика раздался такой же глухой подводный взрыв: вышла из строя машина, судно стало быстро погружаться…
Командир конвоя приказал экипажу покинуть корабль. Тогда погибло 68 человек…
За морем непрерывно наблюдали опытные гидроакустики, сигнальщики и минеры походного штаба (среди них и Эдуард Аугъяров). Гидроакустическая аппаратура не обнаруживала никаких признаков присутствия вблизи конвоя подводных лодок противника. Взрывы были типичные для неконтактных мин. Попали на минное поле – так оценили ситуацию.
В 60 милях от острова Белый
Началось спасение экипажей и пассажиров транспорта «Марина Раскова» и флагманского тральщика «Т-118». Этим занялись экипажи «Т-116» и «Т-114». Тогда использовали шлюпки, катеры, вельботы, кунгасы. Транспорт был на плаву около пяти часов. За три часа успели переправить на «Т-114» детей и почти всех женщин, а также организованно, несмотря на экстремальные условия, закончить посадку всех остальных на плавсредства.
13 августа в 00.45 взорвался переполненный людьми тральщик «Т-114» и затонул в течение 3–4 минут… Спасти удалось лишь 26 человек.
Так что же случилось в Карском море в 60 милях от острова Белый 12–13 августа 1944 года? Как выяснилось впоследствии, суда конвоя «БД-5» были атакованы новейшими акустическими торпедами с немецкой подводной лодки «U-365». Эти торпеды сами наводились на корабль по шуму его винтов и поражали цель, взрываясь от ее магнитного поля.
Уклониться от такой торпеды обычным маневрированием невозможно. А новая аппаратура тральщиков не обнаружила подводной лодки потому, что та находилась на большом – 30 кабельтовых – удалении от них, вне зоны действия приборов. Это было первое применение фашистами у нас на Севере нового грозного оружия.
Тральщик «Т-116», переполненный спасенными и ранеными, ушел. Но в море в шторм остались более 150 человек, которым до конца августа предстояла борьба за жизнь. Это были и несчастные на плавсредствах, и моряки, и летчики, участвовавшие в спасательной операции. Всего в ней оказалось задействовано семь кораблей БВФ Северного флота и 10 самолетов «Каталина».
23 августа экипаж «Каталины» под командованием капитана Матвея Ильича Козлова обнаружил в открытом море кунгас с людьми. Он посадил машину на морские волны в шторм. Летчики сумели взять на борт 14 оставшихся в живых, но подняться в воздух не удалось.
В труднейших условиях «Каталина» двигалась по бушующему морю, прошла около 60 миль к острову Белый. К концу пути работал только один мотор.
Из всех потерь, понесенных в годы войны на морских дорогах Арктики, произошедшая в августе 1944-го оказалась самой крупной.
– Узнав об этой трагедии, я поняла, почему мой отец, участник тех событий, сказал о том, что был в ледяной воде. Его выбросило с мостика взрывной волной, – считает Камилла Эдуардовна.
Был всегда в строю
На Севере Эдуард Аугъяров прослужил всю войну. После ее окончания занимался тралением (уничтожением мин) до марта 1946-го. Затем его отозвали в НИМТИ и направили на Черное море тоже для траления. В последующем Эдуарда Гансовича прикомандировали к Министерству судостроительной промышленности. С 1949-го он работал военпредом, начальником одного из отделов на Средне-Невском судостроительном заводе, где строили противоминные корабли. На заводе № 363 МСП он трудился семь лет, участвуя в создании тральщиков для военного флота, в том числе головного проекта 254 К в 1952 году. В запас по болезни вышел в 1955-м.
За безупречную службу Отечеству капитан I ранга Эдуард Аугъяров награжден орденами Ленина, Красного Знамени и Отечественной войны, многими медалями, среди которых «За оборону Заполярья» и «За победу над фашистской Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов».
Как-то раз, беседуя с дочерью, на ее вопрос о службе он сказал: «Часто – как по острию ножа».
– А если бы снова пришлось выбирать?
– Выбрал бы то же самое, – подумав, ответил он.
