Гонка за лидером
Не будешь учиться – отстанешь на века
Седьмое марта. В городе предпраздничные корпоративы, и на операционных столах – только женщины. Как рассказала одна из них, дома стало плохо. Упала – рукой за батарею, получила ожог груди и подмышечной впадины: нервы повреждены глубокими рубцами. Рука не действует. Операция – шанс с помощью электростимуляции «напомнить» нервам их «функциональные обязанности».
Оперирует заведующий отделением Виктор Порохин. Посмотреть на его работу с необычной травмой пришли все свободные хирурги отделения, а также студенты медицинских вузов из Венгрии и Таиланда. Переводчиками – сами хирурги.
– Вы их кураторы?
– Нет. Но мы тоже ездим учиться за границу. И нам тоже помогают.
Сам Порохин клиническую ординатуру проходил в НИИ имени Поленова в Санкт-Петербурге, курсы усовершенствования врачей – в институте им. Бурденко в Москве. А на всевозможных учебах побывал в клиниках Германии, Бельгии, Австрии, Польши, Норвегии, Турции, Швейцарии, Франции… Со многими зарубежными коллегами подружился – как с доктором Медерном из Киля, например.
«По стопам» заведующего много ездят и подчиненные, привозя к тому же с практик тонны «железа» – всевозможную современную аппаратуру. Благодаря этим двум обстоятельствам отделение способно оказывать все виды высококвалифицированной нейрохирургической помощи. А что неспособно – так только ввиду огромной пропасти между потребностями (8–10 пациентов с болезнью Паркинсона в год) и возможностями (оборудование для стимуляции структур мозга стоит более 20 млн рублей). Таких больных экономически целесообразнее отправлять в федеральные клиники.
По словам нейрохирурга Владимира Алексеенко, можно учиться по-разному – смотреть презентации, слушать лекции…
– А наблюдение вживую – другое качество восприятия.
С Артемом Каменевым недавно вернулись из Германии. Ездили не для улучшения своей хирургической техники – перенять какие-то хитрости и примочки. Посмотрели интересный доступ к специфическим грыжам, который мы не использовали пока. Было чему поучиться у педантичных немцев и в организации процесса.
А недавно приезжавший в Архангельск профессор из Новосибирска показал свою методику установки винтов (как вы говорите, «как у Плющенко»). Это некие тонкости, собранные в один конгломерат. Операция даже проще, чем те, что мы делаем уже больше 10 лет. Просто нейрохирургия – как космос: последние 20 лет это самая бурно развивающаяся область медицины. Не будешь учиться – отстанешь на века.
Нейрохирург Игорь Шлегель в микроскоп видит изображение в 3D. Операционная сестра Вероника Евстифеева
От «ё-моё, я ничего не знаю» до…
Прямо во время операции «с рукой» нейрохирург Иван Голубев не только переводит происходящее студентам, но и понятно объясняет кое-что мне.
– Центральная нервная система – самый важный орган человека, контролирующий работу всего организма. Соответственно и самый уязвимый, и поэтому лучше всего защищенный – черепом и позвоночником. Чтобы добраться до центральной нервной системы, нужно очень сильно попотеть.
На следующей операции – на позвоночнике (оперировал Николай Серебренников) – по идее, как раз «потение», но разрез такой миниатюрный, что я ничего не могу разглядеть ни в микроскоп, ни на мониторе: одно кровавое месиво. Уточняю у Голубева, чем такая (имею в виду «слепая» операция) может быть опасна?
– У нас – ничем. Врач под микроскопом видит изображение как в 3D, ему все понятно.
И 3D, и нейронавигация, и транскортикальная УЗИ-локация, и нейромониторинг – технологии сегодняшего и завтрашнего дня. На заре создания отделения о них даже не слышали, трудно было представить, что больница возьмется за сложнейшие операции при повреждениях и опухолях черепа, головного мозга, позвоночника и спинного мозга, хотя база уже была хорошая: кафедра неврологии, ангиограф, КТ, МРТ…
Не было только продвинутых нейрохирургов.
Главный врач больницы Еликанида Волосевич и ее зам Яков Насонов нашли Порохина в Северодвинске. Там он начинал медицинскую карьеру в травмпункте. А рвался в хирургию. И когда в 1982-м новой больнице потребовался нейрохирург, должность предложили Порохину. Согласиться подтолкнула Юлия Ивановна Котцова, заведующая травмой медсанчасти. «Иди, – сказала она. – Это настоящая мужская работа». Конечно, опыт работы травматологом пригодился, но учиться пришлось «как бы заново». Читал всю литературу, какую мог найти. А нюансы познавал уже по ходу.
– Нейротравмой в Северодвинске тогда занимался Михаил Николаевич Попов, мудрый мезенский помор, – рассказывает Виктор Порохин. –
Я надеялся, и меня всему научит. А он кинул, как котенка в воду. Первым пациентом стал мужчина с кровоизлиянием, которого Попов отправил оперировать меня. Сказал: «дежурный хирург поможет». Думаю, правильно отправил. Хотя я бы так со своими подчиненными не смог.
Или… Я еще совсем немного отработал, звонок: везут пациента с гематомой в задней черепной ямке. Е-мое, я ведь не знаю, как его оперировать! «Скорая» уже едет, хватаю книжку, жду машину в подъезде и лихорадочно читаю… А его и оперировать не пришлось.
За 20 лет работы в Северодвинске Порохин (пожалуй, первым в области) освоил все операции, которые можно было освоить в те годы с тем оборудованием. Архангельская Первая городская уже посылала к нему в Северодвинск своих больных…
Поэтому, когда Еликанида Егоровна Волосевич пригласила нейрохирурга на работу в Архангельск, он, во-первых, взял с собой Игоря Шлегеля (двое – уже команда!) и попросил, чтобы девять коек отделения из 45 обслуживали больных из Северодвинска и области. Главврач согласилась.
(Кстати, какое-то время, до приезда в Архангельск, Порохин был уверен, что его руководительницу зовут Великанида).
А те койки Порохину чуть боком не вышли… Когда губернатор Михальчук начал войну с мэром Павленко из-за статуса муниципальной больницы, которую требовал сделать ГУЗом, возник нелепый вопрос: «на кого работает Порохин?». Мол, раз у вас городская больница, пусть только городских и лечит. Заведующий отделением не хотел понимать этого, ходил на прием к заместителю губернатора, к министру. А те выдавали разные версии отъема коек.
Но больница стала-таки ГУЗом. И койки вернулись. А не будь их, и не передавала бы я сейчас доктору благодарность от Славы Абрамова из Северодвинска. В 2000-м после автоаварии его возили по больницам «живым трупом». За парня не брался ни один врач: все считали, что полученные травмы несовместимы с жизнью. Взялся Порохин. И Слава стал совсем не уникальным и не единственным больным, которого нейрохирурги вытащили с того света.
Пациенты – не зайки
Из наблюдений врачей: плановые больные – нормальные люди; 95% срочных – трудоспособные неработающие. 85% из них – в состоянии алкогольного опьянения. Обычно они – с подозрением на сотрясение головного мозга. А под видом «сотрясения» врач должен поискать разрыв селезенки, перелом ребер… Потому что врач не может посмотреть человека и сказать «у тебя все нормально, иди домой». Нужен определенный объем исследований.
У того же Алексеенко была ситуация: пьяного привозили четыре раза. Врач дважды вызывал полицию, та забирала дебошира и вывозила за территорию больницы. Он пил дальше. Все четыре раза врач делал ему снимок черепа. Три раза – как бы зря, а на четвертый голова оказалась расколотой, как арбуз.
Доктор убежден: большинству их пьяных «клиентов» попадает за дело. «Как в жизни ведут себя, так и здесь. Долго сидишь на дежуранстве – начинаешь почти ненавидеть их. «Был у нас сын депутата. Кодировался от пьянства, раскодировался – гоблин гоблином. Вызвали полицию. Приехала – а он весь в крови, призаснул немножко, вроде как притих… Брать не хотят.
И тут он просыпается:
– Сержант, ты как передо мной стоишь?!
Забрали. Потом, когда он уже трезвым в отделение попал, когда мама его нарисовалась, вел себя как зайка. Нам же приходится работать с ними, когда они не зайки.
Здесь все делают всё
Врачи Первой городской больницы Илья Насонов, Валерий Колыгин и Сергей Казиев
Илья Насонов, анестезиолог:
– Методика нашей больницы, нашей кафедры – спинальная анестезия. Есть байка: наркоз – это отравление до потери сознания. Недалеко от истины.
А наши пациенты сами приходят, сами ложатся на стол… Качество обезболивания такое, что после операции нет нужды пользоваться наркотиками.
…Операцию на позвоночнике заканчивает доктор Серебренников. Я знаю, что больная в сознании и что с ней можно поговорить. Но решаюсь только на дежурное «как вы себя чувствуете?». «Хорошо. Вздремнула немного»…
Ее перекладывают на каталку. Обе операции (и на позвоночнике, и с рукой) прошли успешно. Через два дня я встречу обеих пациенток в коридоре отделения. Современная анестезия, щадящие операционные доступы и новые методы послеоперационного ведения больных сокращают сроки лечения в разы. В некоторых случаях после плановых операций больных выписывают на второй-пятый день.
Сергей Казиев, нейрохирург:
– У Волосевич повелось: освоил новую операцию – материально поощрят. Плюс получишь респект товарищей.
«Респект», как мне показалось, здесь «стоит» дороже. Коллеги умеют ценить достижения друг друга.
Каждый нейрохирург проводит в год около ста операций (срочных и плановых). Специализации нет: все делают весь спектр операций (хотя есть предпочтения). Ежегодно этот спектр расширяется. Например, отделение первым на Северо-Западе стало оперировать разрывы аневризм сосудов головного мозга в остром периоде. За что сразу несколько хирургов получили премию имени Ломоносова.
Ненормальные
Иван Голубев, нейрохирург:
– Много лет назад, когда у нас еще не было эндоскопической стойки, поступил больной с гидроцефалией, с застоем спинномозговой жидкости в желудочках. Оперировал Порохин. А тогда многие из нас еще даже не видели вживую, как внутри выглядит мозг. В операционной собралось человек 25 – хирургов, неврологов…
Через фрезевое отверстие, малотравматичное для мозга, Виктор Геннадьевич восстановил циркуляцию спинномозговой жидкости внутри мозга. Мы видели все это на экране: ликвор вышел из одного желудочка, вошел в другой – зафункционировал мозг… Я помню этот общий выдох, как в кино: «Ох!». Такой восторг был, что хотелось зааплодировать.
Тогда это была уникальная операция, а показалось, Порохин до завтрака таких по две-три штуки делает.
Валерий Колыгин, заместитель главного врача больницы:
– Порохин один из немногих врачей, кто всех – и персонал, и больных – называет на «вы».
Он до этого года не умел ругаться матом, его передергивало…
Операции хирурга расписаны на месяцы вперед, у больных колоссальный спрос на его консультации.
Он стопроцентно надежен как друг.
Он не только великолепный хирург, но и талантливый руководитель. Он головой, как учила Волосевич, отвечает за свою службу. Он святой безотказный человек, его нельзя обманывать.
Порохин сверхделикатен: приезжая на работу в шесть, старается не разбудить дежурного врача. Как-то признал: «Наверное, я их балую».
Владимир Алексеенко, нейрохирург:
– Заведующий – самый быстрый хирург. Хотя понятие времени в нейрохирургии – второстепенное. Один оперирует среднюю грыжу 40 минут, другой час двадцать. Понятно, что, если час двадцать, там все непросто. А у Порохина всегда времени уходит меньше. Он опытнее, и меньше боится.
А ты, бывает, спокойно проходишь все этапы операции, остается какой-то шаг, и становится страшно. То махал скальпелем, как шашкой, а тут начинаешь как иголочкой пробираться. Просишь тогда: «Виктор Геннадьевич, вскройте связочку…» Он вскрывает, и дальше ты снова полетел… Чтобы этому научиться, надо просто много оперировать. Заведующий дает нам такую возможность.
Виктор Порохин (цитирует Валерий Колыгин):
– Ловлю себя на мысли, что все вокруг заболевают вирусом тотального пофигизма. Чувствую, и я могу скоро заболеть.
Виктор Порохин:
– Молодые ребята в отделении – с другим подходом к делу. У нас было «хоть помри, а работай». Эти же спрашивают: «Сколько я за это получу?» При нынешнем отношении власти к медицине так, пожалуй, правильно.
Чиновники ведь не лежат в общих палатах, предпочитая лечиться за границей и, по большому счету, не представляют истинного положения дел в здравоохранении. У нас не платят за новое, сложное, уникальное. И, по сути, врачу незачем куда-то стремиться, койко-день он свой отработает.
Но наши ребята очень умные. Они как хирурги и как врачи будут лучше нас. Их никто не заставляет, они сами хотят быть такими.
Владимир Алексеенко:
– Как говорят в больнице, «у вас в отделении все ненормальные». Такими нас Порохин воспитал. Думаю, даже в человеческом плане многие из нас сильно изменились, придя сюда.
Оперирует заведующий отделением Виктор Порохин. Посмотреть на его работу с необычной травмой пришли все свободные хирурги отделения, а также студенты медицинских вузов из Венгрии и Таиланда. Переводчиками – сами хирурги.
– Вы их кураторы?
– Нет. Но мы тоже ездим учиться за границу. И нам тоже помогают.
Сам Порохин клиническую ординатуру проходил в НИИ имени Поленова в Санкт-Петербурге, курсы усовершенствования врачей – в институте им. Бурденко в Москве. А на всевозможных учебах побывал в клиниках Германии, Бельгии, Австрии, Польши, Норвегии, Турции, Швейцарии, Франции… Со многими зарубежными коллегами подружился – как с доктором Медерном из Киля, например.
«По стопам» заведующего много ездят и подчиненные, привозя к тому же с практик тонны «железа» – всевозможную современную аппаратуру. Благодаря этим двум обстоятельствам отделение способно оказывать все виды высококвалифицированной нейрохирургической помощи. А что неспособно – так только ввиду огромной пропасти между потребностями (8–10 пациентов с болезнью Паркинсона в год) и возможностями (оборудование для стимуляции структур мозга стоит более 20 млн рублей). Таких больных экономически целесообразнее отправлять в федеральные клиники.
По словам нейрохирурга Владимира Алексеенко, можно учиться по-разному – смотреть презентации, слушать лекции…
– А наблюдение вживую – другое качество восприятия.
С Артемом Каменевым недавно вернулись из Германии. Ездили не для улучшения своей хирургической техники – перенять какие-то хитрости и примочки. Посмотрели интересный доступ к специфическим грыжам, который мы не использовали пока. Было чему поучиться у педантичных немцев и в организации процесса.
А недавно приезжавший в Архангельск профессор из Новосибирска показал свою методику установки винтов (как вы говорите, «как у Плющенко»). Это некие тонкости, собранные в один конгломерат. Операция даже проще, чем те, что мы делаем уже больше 10 лет. Просто нейрохирургия – как космос: последние 20 лет это самая бурно развивающаяся область медицины. Не будешь учиться – отстанешь на века.
Нейрохирург Игорь Шлегель в микроскоп видит изображение в 3D. Операционная сестра Вероника Евстифеева
От «ё-моё, я ничего не знаю» до…
Прямо во время операции «с рукой» нейрохирург Иван Голубев не только переводит происходящее студентам, но и понятно объясняет кое-что мне.
– Центральная нервная система – самый важный орган человека, контролирующий работу всего организма. Соответственно и самый уязвимый, и поэтому лучше всего защищенный – черепом и позвоночником. Чтобы добраться до центральной нервной системы, нужно очень сильно попотеть.
На следующей операции – на позвоночнике (оперировал Николай Серебренников) – по идее, как раз «потение», но разрез такой миниатюрный, что я ничего не могу разглядеть ни в микроскоп, ни на мониторе: одно кровавое месиво. Уточняю у Голубева, чем такая (имею в виду «слепая» операция) может быть опасна?
– У нас – ничем. Врач под микроскопом видит изображение как в 3D, ему все понятно.
И 3D, и нейронавигация, и транскортикальная УЗИ-локация, и нейромониторинг – технологии сегодняшего и завтрашнего дня. На заре создания отделения о них даже не слышали, трудно было представить, что больница возьмется за сложнейшие операции при повреждениях и опухолях черепа, головного мозга, позвоночника и спинного мозга, хотя база уже была хорошая: кафедра неврологии, ангиограф, КТ, МРТ…
Не было только продвинутых нейрохирургов.
Главный врач больницы Еликанида Волосевич и ее зам Яков Насонов нашли Порохина в Северодвинске. Там он начинал медицинскую карьеру в травмпункте. А рвался в хирургию. И когда в 1982-м новой больнице потребовался нейрохирург, должность предложили Порохину. Согласиться подтолкнула Юлия Ивановна Котцова, заведующая травмой медсанчасти. «Иди, – сказала она. – Это настоящая мужская работа». Конечно, опыт работы травматологом пригодился, но учиться пришлось «как бы заново». Читал всю литературу, какую мог найти. А нюансы познавал уже по ходу.
– Нейротравмой в Северодвинске тогда занимался Михаил Николаевич Попов, мудрый мезенский помор, – рассказывает Виктор Порохин. –
Я надеялся, и меня всему научит. А он кинул, как котенка в воду. Первым пациентом стал мужчина с кровоизлиянием, которого Попов отправил оперировать меня. Сказал: «дежурный хирург поможет». Думаю, правильно отправил. Хотя я бы так со своими подчиненными не смог.
Или… Я еще совсем немного отработал, звонок: везут пациента с гематомой в задней черепной ямке. Е-мое, я ведь не знаю, как его оперировать! «Скорая» уже едет, хватаю книжку, жду машину в подъезде и лихорадочно читаю… А его и оперировать не пришлось.
За 20 лет работы в Северодвинске Порохин (пожалуй, первым в области) освоил все операции, которые можно было освоить в те годы с тем оборудованием. Архангельская Первая городская уже посылала к нему в Северодвинск своих больных…
Поэтому, когда Еликанида Егоровна Волосевич пригласила нейрохирурга на работу в Архангельск, он, во-первых, взял с собой Игоря Шлегеля (двое – уже команда!) и попросил, чтобы девять коек отделения из 45 обслуживали больных из Северодвинска и области. Главврач согласилась.
(Кстати, какое-то время, до приезда в Архангельск, Порохин был уверен, что его руководительницу зовут Великанида).
А те койки Порохину чуть боком не вышли… Когда губернатор Михальчук начал войну с мэром Павленко из-за статуса муниципальной больницы, которую требовал сделать ГУЗом, возник нелепый вопрос: «на кого работает Порохин?». Мол, раз у вас городская больница, пусть только городских и лечит. Заведующий отделением не хотел понимать этого, ходил на прием к заместителю губернатора, к министру. А те выдавали разные версии отъема коек.
Но больница стала-таки ГУЗом. И койки вернулись. А не будь их, и не передавала бы я сейчас доктору благодарность от Славы Абрамова из Северодвинска. В 2000-м после автоаварии его возили по больницам «живым трупом». За парня не брался ни один врач: все считали, что полученные травмы несовместимы с жизнью. Взялся Порохин. И Слава стал совсем не уникальным и не единственным больным, которого нейрохирурги вытащили с того света.
Пациенты – не зайки
Из наблюдений врачей: плановые больные – нормальные люди; 95% срочных – трудоспособные неработающие. 85% из них – в состоянии алкогольного опьянения. Обычно они – с подозрением на сотрясение головного мозга. А под видом «сотрясения» врач должен поискать разрыв селезенки, перелом ребер… Потому что врач не может посмотреть человека и сказать «у тебя все нормально, иди домой». Нужен определенный объем исследований.
У того же Алексеенко была ситуация: пьяного привозили четыре раза. Врач дважды вызывал полицию, та забирала дебошира и вывозила за территорию больницы. Он пил дальше. Все четыре раза врач делал ему снимок черепа. Три раза – как бы зря, а на четвертый голова оказалась расколотой, как арбуз.
Доктор убежден: большинству их пьяных «клиентов» попадает за дело. «Как в жизни ведут себя, так и здесь. Долго сидишь на дежуранстве – начинаешь почти ненавидеть их. «Был у нас сын депутата. Кодировался от пьянства, раскодировался – гоблин гоблином. Вызвали полицию. Приехала – а он весь в крови, призаснул немножко, вроде как притих… Брать не хотят.
И тут он просыпается:
– Сержант, ты как передо мной стоишь?!
Забрали. Потом, когда он уже трезвым в отделение попал, когда мама его нарисовалась, вел себя как зайка. Нам же приходится работать с ними, когда они не зайки.
Здесь все делают всё
Врачи Первой городской больницы Илья Насонов, Валерий Колыгин и Сергей Казиев
Илья Насонов, анестезиолог:
– Методика нашей больницы, нашей кафедры – спинальная анестезия. Есть байка: наркоз – это отравление до потери сознания. Недалеко от истины.
А наши пациенты сами приходят, сами ложатся на стол… Качество обезболивания такое, что после операции нет нужды пользоваться наркотиками.
…Операцию на позвоночнике заканчивает доктор Серебренников. Я знаю, что больная в сознании и что с ней можно поговорить. Но решаюсь только на дежурное «как вы себя чувствуете?». «Хорошо. Вздремнула немного»…
Ее перекладывают на каталку. Обе операции (и на позвоночнике, и с рукой) прошли успешно. Через два дня я встречу обеих пациенток в коридоре отделения. Современная анестезия, щадящие операционные доступы и новые методы послеоперационного ведения больных сокращают сроки лечения в разы. В некоторых случаях после плановых операций больных выписывают на второй-пятый день.
Сергей Казиев, нейрохирург:
– У Волосевич повелось: освоил новую операцию – материально поощрят. Плюс получишь респект товарищей.
«Респект», как мне показалось, здесь «стоит» дороже. Коллеги умеют ценить достижения друг друга.
Каждый нейрохирург проводит в год около ста операций (срочных и плановых). Специализации нет: все делают весь спектр операций (хотя есть предпочтения). Ежегодно этот спектр расширяется. Например, отделение первым на Северо-Западе стало оперировать разрывы аневризм сосудов головного мозга в остром периоде. За что сразу несколько хирургов получили премию имени Ломоносова.
Ненормальные
Иван Голубев, нейрохирург:
– Много лет назад, когда у нас еще не было эндоскопической стойки, поступил больной с гидроцефалией, с застоем спинномозговой жидкости в желудочках. Оперировал Порохин. А тогда многие из нас еще даже не видели вживую, как внутри выглядит мозг. В операционной собралось человек 25 – хирургов, неврологов…
Через фрезевое отверстие, малотравматичное для мозга, Виктор Геннадьевич восстановил циркуляцию спинномозговой жидкости внутри мозга. Мы видели все это на экране: ликвор вышел из одного желудочка, вошел в другой – зафункционировал мозг… Я помню этот общий выдох, как в кино: «Ох!». Такой восторг был, что хотелось зааплодировать.
Тогда это была уникальная операция, а показалось, Порохин до завтрака таких по две-три штуки делает.
Валерий Колыгин, заместитель главного врача больницы:
– Порохин один из немногих врачей, кто всех – и персонал, и больных – называет на «вы».
Он до этого года не умел ругаться матом, его передергивало…
Операции хирурга расписаны на месяцы вперед, у больных колоссальный спрос на его консультации.
Он стопроцентно надежен как друг.
Он не только великолепный хирург, но и талантливый руководитель. Он головой, как учила Волосевич, отвечает за свою службу. Он святой безотказный человек, его нельзя обманывать.
Порохин сверхделикатен: приезжая на работу в шесть, старается не разбудить дежурного врача. Как-то признал: «Наверное, я их балую».
Владимир Алексеенко, нейрохирург:
– Заведующий – самый быстрый хирург. Хотя понятие времени в нейрохирургии – второстепенное. Один оперирует среднюю грыжу 40 минут, другой час двадцать. Понятно, что, если час двадцать, там все непросто. А у Порохина всегда времени уходит меньше. Он опытнее, и меньше боится.
А ты, бывает, спокойно проходишь все этапы операции, остается какой-то шаг, и становится страшно. То махал скальпелем, как шашкой, а тут начинаешь как иголочкой пробираться. Просишь тогда: «Виктор Геннадьевич, вскройте связочку…» Он вскрывает, и дальше ты снова полетел… Чтобы этому научиться, надо просто много оперировать. Заведующий дает нам такую возможность.
Виктор Порохин (цитирует Валерий Колыгин):
– Ловлю себя на мысли, что все вокруг заболевают вирусом тотального пофигизма. Чувствую, и я могу скоро заболеть.
Виктор Порохин:
– Молодые ребята в отделении – с другим подходом к делу. У нас было «хоть помри, а работай». Эти же спрашивают: «Сколько я за это получу?» При нынешнем отношении власти к медицине так, пожалуй, правильно.
Чиновники ведь не лежат в общих палатах, предпочитая лечиться за границей и, по большому счету, не представляют истинного положения дел в здравоохранении. У нас не платят за новое, сложное, уникальное. И, по сути, врачу незачем куда-то стремиться, койко-день он свой отработает.
Но наши ребята очень умные. Они как хирурги и как врачи будут лучше нас. Их никто не заставляет, они сами хотят быть такими.
Владимир Алексеенко:
– Как говорят в больнице, «у вас в отделении все ненормальные». Такими нас Порохин воспитал. Думаю, даже в человеческом плане многие из нас сильно изменились, придя сюда.
