Землю Архангельскую прославивший

Поморье сыграло огромную роль в проведении реформаторской политики Петра I, изменившей весь облик России.  О там, как образ Петра I повлиял на геокультурный ландшафт поселений Архангельской области, — наш разговор с Олегом Горшковым.

— Олег Евгеньевич, расскажите о музее,  как он связан с императором Петром I?

—  Наш музей достаточно молодой, он работает 30 лет, и фондовые коллекции не затрагивают петровского времени. В основном они охватывают период с середины XIX века по настоящее время.

 Мы некоторое время назад, в 2013 году, делали выставку: «Лоцманы пустошенской стороны», сейчас она трансформировалась в экспозицию «Поморское мореходство и судостроение». Дело в том, что по существу архангельские лоцманы обязаны Петру I своим статусом. Если Архангельск мы рассматриваем как ворота в Московию, то человек, встречающий людей на воротах России, – бывший корабельный вожа, именуемый уже официально после петровской реформы лоцманом. Он провел лоцманскую реформу, придал им государственный статус и, что значимо с точки зрения образов, символов, одел лоцмана в камзол, парик и соответствующий головной убор — на европейский манер.

— Как все-таки образ Петра повлиял на территорию Поморья?

— Если рассматривать влияние образа Петра на геокультурный ландшафт (это территория плюс культура), то оно неоспоримо для Русского Севера. Реальный или мифологизированный Пётр именует территории и какие-то явления, будто бы они  

не имели раньше своего названия, хоть это не соответствует исторической действительности.  Например, у поселения Пустошь есть своя история, этимология. Но сила петровского мифа такова, что нам предлагается версия, что государь, отправляясь на Кегостров, проходя мимо указанной территории, увидел пустую землю и повелел назвать Пустошью. Вот такое мощное влияние. 

— И много подобных версий, связанных с Петром?

— Да, например деревня Трепузово. Говорят, что здесь Петр увидел трех пузатых мужиков. А тут женщины отдыхают, нежатся – Бабонегово.

Мимо деревни прошёл – стало Царево. Эти три деревни попадают в названное мифологическое поле Петра I, все названия автоматически приписываются ему.

Интересно узнать и про Осудареву дорогу, считается, что по ней волоком протащили суда от Нюхчи до Повенца. Жители Кижей, которые находились неподалеку от той самой дороги и помогали её строить, понимают, что государь-батюшка может заглянуть и к ним. Перед царем они были виноваты, потому что, будучи мастерами совсем иного профиля, они в своё время не хотели отдавать жителей волости на добычу железной руды. В итоге царь к ним не заезжает, но жители дают зарок о том, что построят поселение в самых лучших архитектурных традициях.

Еще есть мифологема, связанная с деревней Лопшеньгой (Летний берег Белого моря). Интересно, что жители Лопшеньги называют себя Лопшари. Петровская мифологема есть в наличии: говорят, что царю здесь понравились шаньги.

Или, например, Мосеев остров, тоже приписывают к Петру, там была его резиденция: «Мой сей остров…»

А деревня Чекуево: здесь у телеги Петра отлетела чека, и вот — деревня Чекуево.

— Но почему так происходит, что образ Петра так или иначе влияет на названия поселений?

— Хотим мы этого или нет, но мы все живем в пространстве, мифологически приписанном Петру I. Об этом очень много сказано философом Николаем Теребихиным в произведении «Сакральная география Русского Севера» или более позднем издании «Метафизика Севера».  Отмечается, что Петр – это царь-преобразователь, воплощённая динамика. Ведь царь – это фундаментальная, в некотором смысле статичная фигура для территории. Любое его перемещение – символической акт всероссийского значения. А Петр, динамично передвигаясь по территории, преобразует эту самую территорию не только физически и географически, но и культурно.

Еще это первый царь, который ходил среди народа, царь-мастер, который мог быть членом команды судна, мог быть тем или иным работником. Сам его образ был двойственным, с одной стороны он царь – высокое, непостижимое, с другой стороны — царь-ремесленник, а значит, он может зайти и побывать, где угодно. Поэтому неудивительно, что он вызвал такой мифологический всплеск, народную молву. 

— В чем еще проявляется двойственность образа Петра?

— Петр едет из Архангельска на Соловки, дабы убедиться в правильности изменений, которые он хочет сделать в России. Он идет вдоль Летнего берега Белого моря, минуя Пертоминский монастырь. Происходит судьбоносная вещь, наступает сильная буря. И Петр I либо как гордец воспринимает бурю, либо с молитвой… Источники дают разные оценки. Эта разность оценок крайне важна: в образе царя сочетаются темы борца с судьбой (установившимся порядком) и человека, который склонился перед ней.

Спас Петра лоцман, кормщик Антип. Есть такая история о том, как Петр во время бури попытался сам встать у руля, но Антип крепким словцом оттолкнул его от штурвала и сам вывел судно. Всё сложилось благополучно, Пётр I, корабль и его команда были спасены. И царь не обиделся на кормщика, он его понял, как моряк моряка.  Покорившись судьбе, посетив тогда несколько забытый Пертоминский монастырь,  он дальше уходит на Соловки.

Судьбоносная остановка произошла и на Онежском озере. Когда Пётр со свитой дошли до ближайшего безымянного островка, поднялась буря. Пришлось разворачиваться и идти в ближайшую Петропавловскую церковь в поселении Повенец. Сейчас этот остров называют Поворотным. Есть даже мифологическое высказывание Петра: «Видно, ваш повенецкий Петр сильнее меня, Петра», он поворачивает и останавливается. Он опять приклоняется перед судьбой.

До сих пор Петр I остается мощнейшей мифологемой, как и его город Санкт-Петербург. Его образ до сих пор волнует людей и порождает много вопросов.

Яна Кукушкина.