Я тушил зажигалки
Юрий Борисов
Я не воевал, но зажигалки фашистских бомбардировщиков мне тушить пришлось. В 1942–1943 годах архангелогородцы были готовы к тому, что нас хотели сжечь за месяц. Ведь город-то деревянный, мостовые и дороги – все из дерева. Вот почему всех обучали, как говорили в те времена, обезвреживать зажигалки. Я научился этому в девять лет.
На каждом углу пересечения улиц в городе стояли – бочка с водой, ящик с песком, штабель дерна 30 х 30. Мы с мальчишками больше любили тушить дерном. Берешь его за траву, накрываешь зажигалку и топчешь, пока не погаснет. После – отламываешь стабилизатор и несешь его в райисполком за шанежку с песком.
В это время мама работала на обувной фабрике, что была на улице Выучейского. Маме, как руководителю, начальнику цеха, часто приходилось дежурить в ночную смену на чердаке или крыше фабрики. Оставить меня одного дома она не могла и брала с собой. Перед дежурством нас инструктировали военные из гражданской обороны. В бомбежки мы сбрасывали зажигалки вниз. Часто нас благодарили за хорошее дежурство, так как тушили мы очень много, и фашистам все не удавалось сжечь город.
Мы жили на перекрестке Обводного канала и улицы Карла Маркса, эти дома стоят и сейчас. Во дворе были сараи, по которым мы с друзьями любили прыгать и бегать. Однажды в конце августа мы уже готовились к школе. Днем, даже ближе к утру, над нами пролетел фашистский самолет на очень низкой высоте, я даже успел разглядеть свастику.
Они хотели разбомбить зенитку, что стояла на Костромском проспекте, ближе к Карла Маркса. Там был и клуб офицеров, столовая, и штаб. Но фашист не дотянул и сбросил бомбы на наши сараи. Меня отбросило взрывной волной в болото рядом с сараями. После этого я помню только, как что-то теплое подняло меня и бережно положило, и больше ничего.
Очнулся я уже в сентябре в военном госпитале, что стоял на улице Павлина Виноградова, за стадионом «Динамо». Детей там было не больше пяти человек. Правда, часть перевели в гражданские больницы, а меня так и лечили там от контузии. После того как я пошел на поправку, начал помогать раненным, писал «треугольнички», как мы называли письма, выступал со стихами. Больше всего мне запомнились пациенты с отмороженными руками, ногами, лицом.
Солдатам нравился номер, который мы поставили по басням Крылова. Мой напарник Серега был длинный, а я короткий. Я вставал за его спиной и жестикулировал, а он рассказывал стихи. Бойцы так смеялись, что нам тоже было смешно. Вот так мне запомнились военные 1942–1943 годы…
Я не воевал, но зажигалки фашистских бомбардировщиков мне тушить пришлось. В 1942–1943 годах архангелогородцы были готовы к тому, что нас хотели сжечь за месяц. Ведь город-то деревянный, мостовые и дороги – все из дерева. Вот почему всех обучали, как говорили в те времена, обезвреживать зажигалки. Я научился этому в девять лет.
На каждом углу пересечения улиц в городе стояли – бочка с водой, ящик с песком, штабель дерна 30 х 30. Мы с мальчишками больше любили тушить дерном. Берешь его за траву, накрываешь зажигалку и топчешь, пока не погаснет. После – отламываешь стабилизатор и несешь его в райисполком за шанежку с песком.
В это время мама работала на обувной фабрике, что была на улице Выучейского. Маме, как руководителю, начальнику цеха, часто приходилось дежурить в ночную смену на чердаке или крыше фабрики. Оставить меня одного дома она не могла и брала с собой. Перед дежурством нас инструктировали военные из гражданской обороны. В бомбежки мы сбрасывали зажигалки вниз. Часто нас благодарили за хорошее дежурство, так как тушили мы очень много, и фашистам все не удавалось сжечь город.
Мы жили на перекрестке Обводного канала и улицы Карла Маркса, эти дома стоят и сейчас. Во дворе были сараи, по которым мы с друзьями любили прыгать и бегать. Однажды в конце августа мы уже готовились к школе. Днем, даже ближе к утру, над нами пролетел фашистский самолет на очень низкой высоте, я даже успел разглядеть свастику.
Они хотели разбомбить зенитку, что стояла на Костромском проспекте, ближе к Карла Маркса. Там был и клуб офицеров, столовая, и штаб. Но фашист не дотянул и сбросил бомбы на наши сараи. Меня отбросило взрывной волной в болото рядом с сараями. После этого я помню только, как что-то теплое подняло меня и бережно положило, и больше ничего.
Очнулся я уже в сентябре в военном госпитале, что стоял на улице Павлина Виноградова, за стадионом «Динамо». Детей там было не больше пяти человек. Правда, часть перевели в гражданские больницы, а меня так и лечили там от контузии. После того как я пошел на поправку, начал помогать раненным, писал «треугольнички», как мы называли письма, выступал со стихами. Больше всего мне запомнились пациенты с отмороженными руками, ногами, лицом.
Солдатам нравился номер, который мы поставили по басням Крылова. Мой напарник Серега был длинный, а я короткий. Я вставал за его спиной и жестикулировал, а он рассказывал стихи. Бойцы так смеялись, что нам тоже было смешно. Вот так мне запомнились военные 1942–1943 годы…
