1 августа 2019

Владимир Абрамов: Дядя у меня все знает…

Семейный музей «Дом брата Михаила» в Верколе отметил пятилетие

20 июля в Верколе отметили небольшой юбилей – пятилетие семейного музея «Дом брата Михаила».

Съехалась родня, пришли односельчане. Устроили праздник «А у нас на дворе» со сценками из произведений писателя-земляка, открыли новый «объект» – хлев…

Дом держится семьею

Перешагнувший век дом Михаила, старшего брата Федора Александровича, кажется с виду маленьким, даже диву даешься, как в нем помещалась большая семья. Три оконца смотрят на деревенскую площадь, из бокового видны два больших деревянных коня – символы Верколы (жаль, лишь такие и остались теперь тут, настоящие только за рекой – в монастыре). Хозяева – Владимир Михайлович и Анисья Петровна Абрамовы – ведут в дом.

Рубленые сени, лестница на вышку, поветь со свежим сеном, где любил спать, приезжая в гости, дядя. Задоски (это словцо часто встречается в повествованиях Абрамова, так местные называют кухню), сразу на входе – русская печь, раньше в ней пекли ароматные житники, а на самой – зерно сушили, в закутке часто выкармливался теленок; полки с нехитрой посудой, впрочем, теперь это все – антиквариат: братыня, самовар, медные котелки, крынки, плошки из цельного дерева… В горнице – иконы в красном углу, шкаф, трюмо, сервант, на высокой кровати – подзоры и накидки на подушках с вышивкой… И много фотографий. Между окон – стол, над ним тоже фото: за этим столом трапезничает семья, а Федор Александрович выговаривает племяннику, что того вечно дома не застать.

– А я же с раннего утра на дойку возил доярок, потом, бывало, в Карпогоры пошлют, затем снова с доярками – и так допоздна, – рассказывает Владимир Михайлович, кстати, очень похожий на своего дядю.

Главная черта

– Трудолюбие, честность, совестливость, справедливость – это главные черты всех Абрамовых, – подхватывает Анисья Петровна. – Хотя не признавался нигде Федор Александрович, а ведь именно свою семью он вывел в «Братьях и сестрах». Он же здесь этот роман и писал, вон в той маленькой комнатке, которую Михаил сделал из холодного коридора. Судите сами – он в 17 лет уже числился домохозяином, отец рано умер, мать Степанида Павловна как могла тянула большую семью. Пряслинское начало роднило всех Абрамовых. Именно так, как описано в романе, они вместе ходили в верховья Хорсы – ставили сено для коровы-кормилицы. Именно тогда еще маленький Федя сказал себе: «Смотри на мать. Смотри на крестьянина, который с утра до ночи в поле или в уходе за скотиной, за хозяйством. Смотри на брата, который заменил семье отца».

Рассматриваем фотографии и убеждаемся: сходство есть и с семьей самого Михаила. Жена у него – Анна, дети Галина (говорят, она и есть Лизка), Валентин и двойняшки Надя и Володя. Были еще два Леньки, умершие от голода в неурожайные годы, когда жито ранним морозом побило.

Михаилу, «рядовому колхознику», Абрамов посвятил «Вокруг да около». С 11 лет, окончив только три класса, он уже работал на лесозаготовках.

– На побывку приходил всегда с подарками: в руках отрезы для сестер, а на шее – обязательно связка сушек, – рассказывает Владимир. – Он очень любил учиться.

И не таким уж рядовым был – и бригадиром, и председателем колхоза пришлось побывать, а потом заведующим Карпогорской конной станцией, завобозом. В войну попал на Дальний Восток, где подорвал здоровье, умер-то в 55 лет. Дядя нам много помогал – посылками, деньгами, Галину забрал к себе в Ленинград…

Братья и сестры

А в Верколе за дядю переживали. Бережно хранят в доме письмо ему от Валентина, которому 23 года тогда было. Это после той разносной статьи в «Правде Севера» на очерк «Вокруг да около».

«Да, разгорается, кажется, большая возня вокруг твоего очерка… А кто его читал? Дядя Федя, я думаю, что если прочтут люди наши, то мы составим свой ответ в редакцию областной газеты… Ведь бежат, бежат же люди из колхоза. Молодежи вообще совсем не осталось, только те, кого в армию не взяли… Постой за себя, дядя Федя! Держись!»

О Валентине, работавшем электриком, тоже осталась добрая память. Как мальчонкой, а не говорил он до пяти лет, мякиш хлебный, что ему пекарихи сердобольные давали, не ел, а приносил маме, как валенки подшивал знатно. Надежда – педагог, живет в Русковере. Галина всю жизнь проработала воспитателем в детском саду, Федор Александрович любил ее говорок послушать.

– Хлопотунья, – поделился брат, – как приезжает, дом-то абрамовский, что на угоре, прямо улыбаться начинает, соскучился…

Вот о себе Владимир особо не любит говорить. Ну да, шоферил, на Алтай ездил работать, откуда новую машину привез для колхоза, помогал дяде Феде дом строить, ходили вместе на рыбалку, говорил с ним много и был уверен: «Дядя у меня все знает».

А мы все забросили…

Анисья Петровна, та – настоящий экскурсовод. Впрочем, за ее рассказом как-то забывается, что вокруг – музей. Вещи можно потрогать и даже кое-что примерить, взять в руки документы, письма, фотографии. Кстати, по примеру многих окрестных девушек Аля стремилась выйти замуж именно в Верколу – «хоть за батожок, а на веркольский бережок». И самые теплые воспоминания – о свекрови.

– Четыре утра, а Анна Васильевна уже за хариусами на реку сходила, печь истопила, пошла на ферму – вручную 12 коров выдоила, – перечисляет невестка. – У нее специальная тетрадка была, где записывала все работы, за которые трудодни положены: копала картошку, обмеряла телят, молотила на зернотоке, вязала жито… Федор Александрович очень ее шаньги любил, знатная пекариха была.

А сколько нарядов было у колхозницы! Все – самошитые: сарафаны, шубейка, тканые пояса, покупные платья – многие и ненадеванные… Анисья Петровна показывает гардероб, бережно сохраняемый, хотя много одежды отдали додинцам – для знаменитого спектакля «Братья и сестры».

В заключение Владимир Михайлович сыграл нам на гармошке и сказал с грустью:

– Конечно, очень жалко, что все пустеет. Вон Грибово, то самое, что в «Безотцовщине» описано, все заросло, нет сенокоса. Природа чувствует бездействие человека. Наши матери, подростки, старики немощные в войну пахали, выращивали лен, овес, ячмень, жито по-нашему. А мы все забросили. Помню, лозунг был: «Все, чем мы живем сегодня и будем жить завтра, зависит от нас самих». Дядя Федя очень за деревню переживал, места себе не находил, говорил мне: «Что творится в Верколе, то происходит и в России». Вот и делайте выводы.

Меж тем в местной школе 25 учеников и дюжина ребятишек в детсаду. Будет ли жить родная деревня, зависит во многом именно от них.

Владимир Абрамов: Дядя у меня все знает…

20 июля в Верколе отметили небольшой юбилей – пятилетие семейного музея «Дом брата Михаила».

Съехалась родня, пришли односельчане. Устроили праздник «А у нас на дворе» со сценками из произведений писателя-земляка, открыли новый «объект» – хлев…

Дом держится семьею

Перешагнувший век дом Михаила, старшего брата Федора Александровича, кажется с виду маленьким, даже диву даешься, как в нем помещалась большая семья. Три оконца смотрят на деревенскую площадь, из бокового видны два больших деревянных коня – символы Верколы (жаль, лишь такие и остались теперь тут, настоящие только за рекой – в монастыре). Хозяева – Владимир Михайлович и Анисья Петровна Абрамовы – ведут в дом.

Рубленые сени, лестница на вышку, поветь со свежим сеном, где любил спать, приезжая в гости, дядя. Задоски (это словцо часто встречается в повествованиях Абрамова, так местные называют кухню), сразу на входе – русская печь, раньше в ней пекли ароматные житники, а на самой – зерно сушили, в закутке часто выкармливался теленок; полки с нехитрой посудой, впрочем, теперь это все – антиквариат: братыня, самовар, медные котелки, крынки, плошки из цельного дерева… В горнице – иконы в красном углу, шкаф, трюмо, сервант, на высокой кровати – подзоры и накидки на подушках с вышивкой… И много фотографий. Между окон – стол, над ним тоже фото: за этим столом трапезничает семья, а Федор Александрович выговаривает племяннику, что того вечно дома не застать.

– А я же с раннего утра на дойку возил доярок, потом, бывало, в Карпогоры пошлют, затем снова с доярками – и так допоздна, – рассказывает Владимир Михайлович, кстати, очень похожий на своего дядю.

Главная черта

– Трудолюбие, честность, совестливость, справедливость – это главные черты всех Абрамовых, – подхватывает Анисья Петровна. – Хотя не признавался нигде Федор Александрович, а ведь именно свою семью он вывел в «Братьях и сестрах». Он же здесь этот роман и писал, вон в той маленькой комнатке, которую Михаил сделал из холодного коридора. Судите сами – он в 17 лет уже числился домохозяином, отец рано умер, мать Степанида Павловна как могла тянула большую семью. Пряслинское начало роднило всех Абрамовых. Именно так, как описано в романе, они вместе ходили в верховья Хорсы – ставили сено для коровы-кормилицы. Именно тогда еще маленький Федя сказал себе: «Смотри на мать. Смотри на крестьянина, который с утра до ночи в поле или в уходе за скотиной, за хозяйством. Смотри на брата, который заменил семье отца».

Рассматриваем фотографии и убеждаемся: сходство есть и с семьей самого Михаила. Жена у него – Анна, дети Галина (говорят, она и есть Лизка), Валентин и двойняшки Надя и Володя. Были еще два Леньки, умершие от голода в неурожайные годы, когда жито ранним морозом побило.

Михаилу, «рядовому колхознику», Абрамов посвятил «Вокруг да около». С 11 лет, окончив только три класса, он уже работал на лесозаготовках.

– На побывку приходил всегда с подарками: в руках отрезы для сестер, а на шее – обязательно связка сушек, – рассказывает Владимир. – Он очень любил учиться.

И не таким уж рядовым был – и бригадиром, и председателем колхоза пришлось побывать, а потом заведующим Карпогорской конной станцией, завобозом. В войну попал на Дальний Восток, где подорвал здоровье, умер-то в 55 лет. Дядя нам много помогал – посылками, деньгами, Галину забрал к себе в Ленинград…

Братья и сестры

А в Верколе за дядю переживали. Бережно хранят в доме письмо ему от Валентина, которому 23 года тогда было. Это после той разносной статьи в «Правде Севера» на очерк «Вокруг да около».

«Да, разгорается, кажется, большая возня вокруг твоего очерка… А кто его читал? Дядя Федя, я думаю, что если прочтут люди наши, то мы составим свой ответ в редакцию областной газеты… Ведь бежат, бежат же люди из колхоза. Молодежи вообще совсем не осталось, только те, кого в армию не взяли… Постой за себя, дядя Федя! Держись!»

О Валентине, работавшем электриком, тоже осталась добрая память. Как мальчонкой, а не говорил он до пяти лет, мякиш хлебный, что ему пекарихи сердобольные давали, не ел, а приносил маме, как валенки подшивал знатно. Надежда – педагог, живет в Русковере. Галина всю жизнь проработала воспитателем в детском саду, Федор Александрович любил ее говорок послушать.

– Хлопотунья, – поделился брат, – как приезжает, дом-то абрамовский, что на угоре, прямо улыбаться начинает, соскучился…

Вот о себе Владимир особо не любит говорить. Ну да, шоферил, на Алтай ездил работать, откуда новую машину привез для колхоза, помогал дяде Феде дом строить, ходили вместе на рыбалку, говорил с ним много и был уверен: «Дядя у меня все знает».

А мы все забросили…

Анисья Петровна, та – настоящий экскурсовод. Впрочем, за ее рассказом как-то забывается, что вокруг – музей. Вещи можно потрогать и даже кое-что примерить, взять в руки документы, письма, фотографии. Кстати, по примеру многих окрестных девушек Аля стремилась выйти замуж именно в Верколу – «хоть за батожок, а на веркольский бережок». И самые теплые воспоминания – о свекрови.

– Четыре утра, а Анна Васильевна уже за хариусами на реку сходила, печь истопила, пошла на ферму – вручную 12 коров выдоила, – перечисляет невестка. – У нее специальная тетрадка была, где записывала все работы, за которые трудодни положены: копала картошку, обмеряла телят, молотила на зернотоке, вязала жито… Федор Александрович очень ее шаньги любил, знатная пекариха была.

А сколько нарядов было у колхозницы! Все – самошитые: сарафаны, шубейка, тканые пояса, покупные платья – многие и ненадеванные… Анисья Петровна показывает гардероб, бережно сохраняемый, хотя много одежды отдали додинцам – для знаменитого спектакля «Братья и сестры».

В заключение Владимир Михайлович сыграл нам на гармошке и сказал с грустью:

– Конечно, очень жалко, что все пустеет. Вон Грибово, то самое, что в «Безотцовщине» описано, все заросло, нет сенокоса. Природа чувствует бездействие человека. Наши матери, подростки, старики немощные в войну пахали, выращивали лен, овес, ячмень, жито по-нашему. А мы все забросили. Помню, лозунг был: «Все, чем мы живем сегодня и будем жить завтра, зависит от нас самих». Дядя Федя очень за деревню переживал, места себе не находил, говорил мне: «Что творится в Верколе, то происходит и в России». Вот и делайте выводы.

Меж тем в местной школе 25 учеников и дюжина ребятишек в детсаду. Будет ли жить родная деревня, зависит во многом именно от них.

Поделиться
39461