По родным местам
До приезда в Архангельск я всегда думал, что грязнее города, чем моя родная Тула, сыскать трудно. Ошибся. И вот уже десять лет, ежегодно навещая малую родину, отмечаю в ней перемены. И радостно мне, и досадно. Радостно, что Тула с каждым годом хорошеет. Досадно, что ставший близким и родным Архангельск практически не меняется. Вот и этой осенью, возвращаясь из отпуска через Москву, выкроил пару дней, чтобы с родней повидаться.
Все по своим маршрутам
Погода выдалась на редкость. Осеннее солнце пригревает. На газонах в поселке Хомяково лежат яблоки. Год оказался на них урожайным. Вечером их убирают, а за день они опять покрывают траву. Яблочный запах стоит в воздухе. Поселок чист и ухожен. За последний год тут открылись два сетевых магазина. Дорогу привели в порядок. Городской транспорт ходит регулярно.
Большие муниципальные автобусы с площадками и подъемниками для инвалидов-колясочников. В салонах бегущая строка с названием следующей остановки и временем, остающимся до нее. Проезд 15 рублей. У пенсионеров пластиковые карточки, которые они подносят к считывающему устройству на поясе у кондуктора. Автобус идет плавно и чинно, без рывков. Вне расписания бегают частные микроавтобусы за ту же цену. Последний автобус № 36 из Хомяково до железнодорожного вокзала в 23.30. И неважно, сколько пассажиров он везет. Хоть одного. Хоть никого. Он все равно пройдет свой маршрут. И люди это знают.
Несмотря на все пертурбации и сложности, в городе сохранили все виды муниципального транспорта – и трамвай, и троллейбус, и автобус. Цена проезда единая. Все ходят до 24.00. А потом есть еще и дежурки. Не захочешь, а поневоле сравнишь с нашими гоночными пазиками, которые, как нас пытаются уверить владельцы транспортных предприятий, единственно рентабельные средства перевозки пассажиров.
До 20 часов. А потом тем, у кого нет денег на такси, и ездить незачем.
А наш собор все-таки выше
Газоны в Туле привели в порядок еще лет пять назад. Они как-то внезапно стали подстриженными и чистыми. Брошенная бумажка выделяется издалека. А в этом году вдруг обнаружились прекрасные дороги. Как будто новым асфальтом накрыли город сразу. Ни трещин, ни колдобин. И только немного погодя, заехав в глубину микрорайонов, понимаешь, что руки до этих проездов еще не дошли. Но и там покрытие, хоть и старое, но залатанное, без ям и грязи у бордюрного камня.
«Дороги-то как хороши», – делюсь с водителем. «Да, за последние два-три года много сделали». «А мэр у вас сейчас кто?» «Груздев». «Постой, Груздев же у вас губернатор!» «А, да, точно… Но это все он делает. А про мэра я как-то и не знаю, кто сейчас… Был Прокопук, так его вроде посадили». Не стал я уже допытываться, за что посадили тульского мэра. Наверно, за дело. Но то, что в городе все перемены к лучшему люди связывают с губернатором Груздевым, это точно.
В этот приезд попал я как раз на праздник – День оружейника. Новый, открытый еще в прошлом году Музей оружия распахнул свои двери для всех желающих. Огромное здание в форме шлема древнерусских витязей выросло на берегу реки Упы как раз напротив знаменитого Тульского оружейного завода. Перенесли его сюда из Кремля, где он долгие годы занимал Богоявленский собор.
День оружейника. Открытие аллеи знаменитых конструкторов у Музея оружия
Вот такой парадокс советской эпохи. Оружие выставляли в соборе. Парадокс исправили. Мало того, за неделю до праздника освятили восстановленную колокольню. Когда-то стояла она в Кремле рядом с Успенским собором, да была снесена. За два года ее отстроили. Стала она самым высоким зданием в Туле, 71 метр. И виден ее золоченый шпиль отовсюду. «А наш-то собор все же повыше будет», – шевельнулась гордость за Архангельск.
Вторая родина
Ехал я в родной город, конечно, не за тем, чтобы переменами любоваться да сравнивать. Ехал повидаться с родными, которые месяц назад бежали сюда с Украины. Горловка в детстве была для меня не менее близкой, чем Тула. Там вырос отец. Там жили мои дедушка и бабушка. Дяди, тети, сестры, их дети. Там, набегавшись по палящему украинскому солнцу, в прохладном полумраке дедовского дома читал я осетинские народные сказки на украинском языке, книги про князей Владимира и Святослава, библиотеку приключений «Огонька» за 1966 год…
Вечером в беседке, увитой виноградом Изабелла, разрезался 15-килограммовый арбуз за 5 копеек килограмм, и, вгрызаясь в сахарную сладость огромной скибки, я покрывался липким соком от ушей до локтей. А потом, фыркая, отмывался под нагревшейся за день водой летнего душа. Ничего этого уже не осталось. Умерли дед Витя и баба Фрося. Дом у центрального рынка снесли. Ушел отец. Разбросала история родню по Украине и России.
Не смотрите на нас
Когда начались обстрелы Горловки, мои родные еще крепились. Успокаивали. Даже шутить старались. Потом тревога пробивалась все чаще сквозь обычные «да нормально все». Собрались в одночасье. Когда стало понятно, что моей племяннице, инвалиду детства, осталось без больницы и лекарств жить считанные дни. Ехали на машине. Было страшно. Ехали и заклинали про себя людей с автоматами: «Не смотри сюда, не поворачивайся к нам…»
Через два часа после того, как въехали в Россию, пункт пропуска обстреляли. Границу в очередной раз закрыли. Они успели. Названная в честь деда Виктория уже месяц в тульских больницах. Из машины – в реанимацию, из реанимации – в палату и обратно. Что-то с ней будет. Все в руках наших врачей и Господа. Сестра Юля с ней. Не отходит. Держит за руку.
Мы же в России
Дяде Саша шестьдесят три. Они с женой Галиной пенсионеры. На Украине пенсию не получали уже больше двух месяцев. Он до последнего работал – автослесарь высокого класса. Но за работу денег так и не получил. Тут тоже пока никакой денежной помощи не получают. Почти месяц документы оформляли. Но выдали им только справку, что они обратились за статусом временно проживающего на территории России. Ни работы, ни пособий им пока не положено. Ну, хоть бесплатную медицинскую помощь стали оказывать.
Живут у сестры Галины в деревне. Восемь человек в двух комнатах. «Никуда отсюда до самых холодов не поеду, – говорит дядька. – Хорошо тут, спокойно».
– Ты знаешь, – вступает в разговор Галя, – я утром вышла на крыльцо, смотрю, четыре самолета летят, аэродром тут рядом, и стою, думаю, что мне делать. То ли в дом бежать прятаться, то ли в сад… Потом опомнилась – мы же в России. Бомбить не будут.
Очень ждут они, что война в Донбассе закончится. Хотят домой. Вот только не знают, к чему придется вернуться.
Все по своим маршрутам
Погода выдалась на редкость. Осеннее солнце пригревает. На газонах в поселке Хомяково лежат яблоки. Год оказался на них урожайным. Вечером их убирают, а за день они опять покрывают траву. Яблочный запах стоит в воздухе. Поселок чист и ухожен. За последний год тут открылись два сетевых магазина. Дорогу привели в порядок. Городской транспорт ходит регулярно.
Большие муниципальные автобусы с площадками и подъемниками для инвалидов-колясочников. В салонах бегущая строка с названием следующей остановки и временем, остающимся до нее. Проезд 15 рублей. У пенсионеров пластиковые карточки, которые они подносят к считывающему устройству на поясе у кондуктора. Автобус идет плавно и чинно, без рывков. Вне расписания бегают частные микроавтобусы за ту же цену. Последний автобус № 36 из Хомяково до железнодорожного вокзала в 23.30. И неважно, сколько пассажиров он везет. Хоть одного. Хоть никого. Он все равно пройдет свой маршрут. И люди это знают.
Несмотря на все пертурбации и сложности, в городе сохранили все виды муниципального транспорта – и трамвай, и троллейбус, и автобус. Цена проезда единая. Все ходят до 24.00. А потом есть еще и дежурки. Не захочешь, а поневоле сравнишь с нашими гоночными пазиками, которые, как нас пытаются уверить владельцы транспортных предприятий, единственно рентабельные средства перевозки пассажиров.
До 20 часов. А потом тем, у кого нет денег на такси, и ездить незачем.
А наш собор все-таки выше
Газоны в Туле привели в порядок еще лет пять назад. Они как-то внезапно стали подстриженными и чистыми. Брошенная бумажка выделяется издалека. А в этом году вдруг обнаружились прекрасные дороги. Как будто новым асфальтом накрыли город сразу. Ни трещин, ни колдобин. И только немного погодя, заехав в глубину микрорайонов, понимаешь, что руки до этих проездов еще не дошли. Но и там покрытие, хоть и старое, но залатанное, без ям и грязи у бордюрного камня.
«Дороги-то как хороши», – делюсь с водителем. «Да, за последние два-три года много сделали». «А мэр у вас сейчас кто?» «Груздев». «Постой, Груздев же у вас губернатор!» «А, да, точно… Но это все он делает. А про мэра я как-то и не знаю, кто сейчас… Был Прокопук, так его вроде посадили». Не стал я уже допытываться, за что посадили тульского мэра. Наверно, за дело. Но то, что в городе все перемены к лучшему люди связывают с губернатором Груздевым, это точно.
В этот приезд попал я как раз на праздник – День оружейника. Новый, открытый еще в прошлом году Музей оружия распахнул свои двери для всех желающих. Огромное здание в форме шлема древнерусских витязей выросло на берегу реки Упы как раз напротив знаменитого Тульского оружейного завода. Перенесли его сюда из Кремля, где он долгие годы занимал Богоявленский собор.
День оружейника. Открытие аллеи знаменитых конструкторов у Музея оружия
Вот такой парадокс советской эпохи. Оружие выставляли в соборе. Парадокс исправили. Мало того, за неделю до праздника освятили восстановленную колокольню. Когда-то стояла она в Кремле рядом с Успенским собором, да была снесена. За два года ее отстроили. Стала она самым высоким зданием в Туле, 71 метр. И виден ее золоченый шпиль отовсюду. «А наш-то собор все же повыше будет», – шевельнулась гордость за Архангельск.
Вторая родина
Ехал я в родной город, конечно, не за тем, чтобы переменами любоваться да сравнивать. Ехал повидаться с родными, которые месяц назад бежали сюда с Украины. Горловка в детстве была для меня не менее близкой, чем Тула. Там вырос отец. Там жили мои дедушка и бабушка. Дяди, тети, сестры, их дети. Там, набегавшись по палящему украинскому солнцу, в прохладном полумраке дедовского дома читал я осетинские народные сказки на украинском языке, книги про князей Владимира и Святослава, библиотеку приключений «Огонька» за 1966 год…
Вечером в беседке, увитой виноградом Изабелла, разрезался 15-килограммовый арбуз за 5 копеек килограмм, и, вгрызаясь в сахарную сладость огромной скибки, я покрывался липким соком от ушей до локтей. А потом, фыркая, отмывался под нагревшейся за день водой летнего душа. Ничего этого уже не осталось. Умерли дед Витя и баба Фрося. Дом у центрального рынка снесли. Ушел отец. Разбросала история родню по Украине и России.
Не смотрите на нас
Когда начались обстрелы Горловки, мои родные еще крепились. Успокаивали. Даже шутить старались. Потом тревога пробивалась все чаще сквозь обычные «да нормально все». Собрались в одночасье. Когда стало понятно, что моей племяннице, инвалиду детства, осталось без больницы и лекарств жить считанные дни. Ехали на машине. Было страшно. Ехали и заклинали про себя людей с автоматами: «Не смотри сюда, не поворачивайся к нам…»
Через два часа после того, как въехали в Россию, пункт пропуска обстреляли. Границу в очередной раз закрыли. Они успели. Названная в честь деда Виктория уже месяц в тульских больницах. Из машины – в реанимацию, из реанимации – в палату и обратно. Что-то с ней будет. Все в руках наших врачей и Господа. Сестра Юля с ней. Не отходит. Держит за руку.
Мы же в России
Дяде Саша шестьдесят три. Они с женой Галиной пенсионеры. На Украине пенсию не получали уже больше двух месяцев. Он до последнего работал – автослесарь высокого класса. Но за работу денег так и не получил. Тут тоже пока никакой денежной помощи не получают. Почти месяц документы оформляли. Но выдали им только справку, что они обратились за статусом временно проживающего на территории России. Ни работы, ни пособий им пока не положено. Ну, хоть бесплатную медицинскую помощь стали оказывать.
Живут у сестры Галины в деревне. Восемь человек в двух комнатах. «Никуда отсюда до самых холодов не поеду, – говорит дядька. – Хорошо тут, спокойно».
– Ты знаешь, – вступает в разговор Галя, – я утром вышла на крыльцо, смотрю, четыре самолета летят, аэродром тут рядом, и стою, думаю, что мне делать. То ли в дом бежать прятаться, то ли в сад… Потом опомнилась – мы же в России. Бомбить не будут.
Очень ждут они, что война в Донбассе закончится. Хотят домой. Вот только не знают, к чему придется вернуться.
