Перо и скальпель
Интереснейший гость заехал в начале октября в Архангельск. Поэт, писатель, юморист, историк, доктор медицинских наук, хирург Сергей Глянцев. Этот человек с внешностью доктора Хауса и душой Юрия Живаго провел встречу со студентами СГМУ в Добролюбовке. На первые ряды сели стоматологи.
«Толчки давала бабка»
Сергей Павлович сразу же с порога начал большой разговор о роли человека в истории, о значении в ней Иисуса Христа, о русской классической литературе. В нем угадывался герой лирического стихотворения Пастернака «Во всем мне хочется дойти до самой сути…». Он написал десятки книг об интересных людях, хирургах и не только. – На небесах человек живет вечно, а на земле – столько, сколько о нем помнят другие. И когда умирает последний человек, помнящий вас, умираете вы. Ну а поскольку книги, как и рукописи, горят очень плохо… Чем больше о человеке будет написано, тем дольше он будет жить, – объяснил свои творческие интересы писатель, когда зал заполнился молодыми медиками. Помимо биографий и научных работ он с успехом пишет и стихи, в том числе иронические, и прозу. – «Стихи начал писать рано, толчки давала бабка» – так писал Сергей Есенин. Аналогичный толчок мне дала выдающаяся учительница литературы Валентина Петровна Селиванова. Она поощряла мои ранние опыты непротивлением. Я дописался до того, что школьное выпускное сочинение написал в стихах, а потом в стихах же – вступительное сочинение в институт. Естественно, подражая Есенину. К прозе пришел на третьем курсе, когда начали писать истории болезни. Больные стали героями рассказов, очерков, драм, трагедий. И первую историю болезни написал на двойку. И не по медицине, а по литературе. Преподаватель говорил, ссылаясь на Достоевского, что главное для пишущего человека – умение вычеркивать лишнее, – рассказал Сергей Глянцев.Уроки хирургии и… генеалогии
Сергей Павлович родился в Соломбале, учился в Архангельском медицинском институте. После работал в медицинском центре им. Семашко. Там на заре карьеры бесценные уроки жизни и профессионального мастерства ему преподал основоположник архангельской хирургии Георгий Андреевич Орлов. Об этом выдающемся враче благодарный ученик и написал одну из первых биографий, «Орлов. Слово об учителе», которая положила начало серии книг о медиках Севера. Вышла она, кстати, благодаря помощи друга Сергея Глянцева известного художника Дмитрия Трубина. – От Георгия Андреевича я впервые услышал о своей генеалогии. Он учился у Андрея Русанова, крупнейшего хирурга Воронежской области, отец которого лечил Льва Толстого. Русанов учился у Сергея Спасокукоцкого, который был учеником Льва Левшина, директора первого в России ракового института. А Левшин учился у Александра Китера, который первым в России провел полостную операцию по удалению матки. А Китер учился у Николая Пирогова, а тот – у Льва Мойера, друга Бетховена. А Мойер учился у Антонио Скарпа. Этот итальянец в Падуе возглавлял кафедру, которую в XVI веке возглавлял Везалий. Все это рассказал Георгий Андреевич, приобщив меня к великой истории нашей профессии, – перечислял Сергей Павлович, а студенты с каждым именем все больше открывали рты.Его провожали десять тысяч зеков
В 1989 году Сергей Павлович уехал в Москву, работал в Институте хирургии им. Вишневского. После судьба привела в Центр сердечно-сосудистой хирургии Бакулева. Третий директор этого института оказался незаслуженно забытым историей. Сергей Павлович исправил недостаток, написав о нем книгу «Сергей Колесников. Судьба хирурга». Хотя было непросто, так как в архивах все документы о нем были буквально выдраны. – Сын крестьянина, родился в Благовещенске, затем по комсомольской путевке попал в Москву, окончил медицинский институт. Был призван в армию. В 1936 году отправили в Гомель старшим ординатором в военный госпиталь. Казалось бы, какая тут карьера? Но туда неожиданно нагрянула инспекция из ЦК партии, которую возглавляла Роза Землячка. Чем-то он ей понравился, его перевели в Москву, где он лечил больших начальников из НКВД. А перед войной стал первым заместителем наркома здравоохранения СССР. И во время войны у нас не было ни одной опасной эпидемии. Вспышка холеры накануне переломной битвы в Сталинграде была подавлена на корню. Колесников получил за это орден Ленина, – рассказал Сергей Глянцев. В 1943 году награжденный хирург стал членом печально знаменитой комиссии Бурденко, которая расследовала катынские расстрелы. В 1947 году его посадили. Спустя семь лет он вышел на свободу. Бакулев принял его на работу. И за шесть лет Колесников из небытия сумел стать лидером кардиохирургов России. – Но Сергей Алексеевич говорил, что такого авторитета, как в лагере, он не имел ни до отсидки, ни после. В день освобождения он делал операцию одному уголовнику с туберкулезом. И когда вышел из больницы и пошел к воротам, все десять тысяч зеков вышли его провожать. Даже в «Архипелаге ГУЛАГ» нет такого эпизода, – подытожил кульбиты судьбы Колесникова Глянцев.Выжил бы Пушкин после дуэли?
Сергей Глянцев считает, что история как наука должна быть интересной. Чтоб ее персонажам можно было сопереживать, чтоб можно было над ними посмеяться. И пофантазировать. – В 1937 году, когда прошло сто лет после смерти Пушкина, была создана комиссия Академии наук СССР, которая разбирала вопрос его танатогенеза. Пришли к однозначному ответу: спасти поэта на уровне той медицины было нельзя. Лечили, в общем, его правильно. Но мы часто зашорены какими-то схемами, шаблонами. Поэтому в одной из книг я снова задал вопрос о том, можно ли было вылечить «солнце русской поэзии». Поэта ранили свинцовой пулей диаметром полтора сантиметра с десяти шагов. Пуля попала в правую подвздошную область, ударилась о кость, срикошетила. А за пулей увлекся кусочек сюртука, штанов, подштанников… И по пути ее следования начали активно размножаться бактерии без доступа воздуха. Это называется анаэробный сепсис. Через два дня Александр Сергеевич умер. Я думаю, что если бы рану разрезали и дали доступ воздуху, то, может быть, Пушкин прожил бы гораздо дольше. Но русские хирурги в то время опирались на немецких и лечили выжидательно, консервативно. Установка была на то, чтобы ничего не трогать, накладывать повязки. Также можно было спасти и Багратиона, вовремя ампутировав ему ногу, – предположил Сергей Павлович. В конце встречи студенты никак не желали расходиться, хотели слушать еще и еще. Дарили цветы, подходили за автографами, пожимали руку, а одна из девушек даже успела нарисовать портрет Сергея Глянцева на планшете в то время, как он рассказывал о героях своих книг. А другая студентка СГМУ, Екатерина Зметная, заметила: – Таких интересных историй я никогда прежде не слышала. Это были стоящие минуты моей жизни.«Толчки давала бабка»
Сергей Павлович сразу же с порога начал большой разговор о роли человека в истории, о значении в ней Иисуса Христа, о русской классической литературе. В нем угадывался герой лирического стихотворения Пастернака «Во всем мне хочется дойти до самой сути…». Он написал десятки книг об интересных людях, хирургах и не только.
– На небесах человек живет вечно, а на земле – столько, сколько о нем помнят другие. И когда умирает последний человек, помнящий вас, умираете вы. Ну а поскольку книги, как и рукописи, горят очень плохо… Чем больше о человеке будет написано, тем дольше он будет жить, – объяснил свои творческие интересы писатель, когда зал заполнился молодыми медиками.
Помимо биографий и научных работ он с успехом пишет и стихи, в том числе иронические, и прозу.
– «Стихи начал писать рано, толчки давала бабка» – так писал Сергей Есенин. Аналогичный толчок мне дала выдающаяся учительница литературы Валентина Петровна Селиванова. Она поощряла мои ранние опыты непротивлением. Я дописался до того, что школьное выпускное сочинение написал в стихах, а потом в стихах же – вступительное сочинение в институт. Естественно, подражая Есенину. К прозе пришел на третьем курсе, когда начали писать истории болезни. Больные стали героями рассказов, очерков, драм, трагедий.
И первую историю болезни написал на двойку. И не по медицине, а по литературе. Преподаватель говорил, ссылаясь на Достоевского, что главное для пишущего человека – умение вычеркивать лишнее, – рассказал Сергей Глянцев.
Уроки хирургии и… генеалогии
Сергей Павлович родился в Соломбале, учился в Архангельском медицинском институте. После работал в медицинском центре им. Семашко. Там на заре карьеры бесценные уроки жизни и профессионального мастерства ему преподал основоположник архангельской хирургии
Георгий Андреевич Орлов. Об этом выдающемся враче благодарный ученик и написал одну из первых биографий, «Орлов. Слово об учителе», которая положила начало серии книг о медиках Севера. Вышла она, кстати, благодаря помощи друга Сергея Глянцева известного художника Дмитрия Трубина.
– От Георгия Андреевича я впервые услышал о своей генеалогии. Он учился у Андрея Русанова, крупнейшего хирурга Воронежской области, отец которого лечил Льва Толстого. Русанов учился у Сергея Спасокукоцкого, который был учеником Льва Левшина, директора первого в России ракового института. А Левшин учился у Александра Китера, который первым в России провел полостную операцию по удалению матки. А Китер учился у Николая Пирогова, а тот – у Льва Мойера, друга Бетховена. А Мойер учился у Антонио Скарпа. Этот итальянец в Падуе возглавлял кафедру, которую в XVI веке возглавлял Везалий. Все это рассказал Георгий Андреевич, приобщив меня к великой истории нашей профессии, – перечислял Сергей Павлович, а студенты с каждым именем все больше открывали рты.
Его провожали десять тысяч зеков
В 1989 году Сергей Павлович уехал в Москву, работал в Институте хирургии им. Вишневского. После судьба привела в Центр сердечно-сосудистой хирургии Бакулева. Третий директор этого института оказался незаслуженно забытым историей. Сергей Павлович исправил недостаток, написав о нем книгу «Сергей Колесников. Судьба хирурга». Хотя было непросто, так как в архивах все документы о нем были буквально выдраны.
– Сын крестьянина, родился в Благовещенске, затем по комсомольской путевке попал в Москву, окончил медицинский институт. Был призван в армию. В 1936 году отправили в Гомель старшим ординатором в военный госпиталь. Казалось бы, какая тут карьера? Но туда неожиданно нагрянула инспекция из ЦК партии, которую возглавляла Роза Землячка. Чем-то он ей понравился, его перевели в Москву, где он лечил больших начальников из НКВД. А перед войной стал первым заместителем наркома здравоохранения СССР. И во время войны у нас не было ни одной опасной эпидемии. Вспышка холеры накануне переломной битвы в Сталинграде была подавлена на корню. Колесников получил за это орден Ленина, – рассказал Сергей Глянцев.
В 1943 году награжденный хирург стал членом печально знаменитой комиссии Бурденко, которая расследовала катынские расстрелы. В 1947 году его посадили. Спустя семь лет он вышел на свободу. Бакулев принял его на работу. И за шесть лет Колесников из небытия сумел стать лидером кардиохирургов России.
– Но Сергей Алексеевич говорил, что такого авторитета, как в лагере, он не имел ни до отсидки, ни после. В день освобождения он делал операцию одному уголовнику с туберкулезом. И когда вышел из больницы и пошел к воротам, все десять тысяч зеков вышли его провожать. Даже в «Архипелаге ГУЛАГ» нет такого эпизода, – подытожил кульбиты судьбы Колесникова Глянцев.
Выжил бы Пушкин после дуэли?
Сергей Глянцев считает, что история как наука должна быть интересной. Чтоб ее персонажам можно было сопереживать, чтоб можно было над ними посмеяться. И пофантазировать.
– В 1937 году, когда прошло сто лет после смерти Пушкина, была создана комиссия Академии наук СССР, которая разбирала вопрос его танатогенеза. Пришли к однозначному ответу: спасти поэта на уровне той медицины было нельзя. Лечили, в общем, его правильно. Но мы часто зашорены какими-то схемами, шаблонами. Поэтому в одной из книг я снова задал вопрос о том, можно ли было вылечить «солнце русской поэзии». Поэта ранили свинцовой пулей диаметром полтора сантиметра с десяти шагов. Пуля попала в правую подвздошную область, ударилась о кость, срикошетила. А за пулей увлекся кусочек сюртука, штанов, подштанников…
И по пути ее следования начали активно размножаться бактерии без доступа воздуха. Это называется анаэробный сепсис. Через два дня Александр Сергеевич умер. Я думаю, что если бы рану разрезали и дали доступ воздуху, то, может быть, Пушкин прожил бы гораздо дольше. Но русские хирурги в то время опирались на немецких и лечили выжидательно, консервативно. Установка была на то, чтобы ничего не трогать, накладывать повязки. Также можно было спасти и Багратиона, вовремя ампутировав ему ногу, – предположил Сергей Павлович.
В конце встречи студенты никак не желали расходиться, хотели слушать еще и еще. Дарили цветы, подходили за автографами, пожимали руку, а одна из девушек даже успела нарисовать портрет Сергея Глянцева на планшете в то время, как он рассказывал о героях своих книг.
А другая студентка СГМУ, Екатерина Зметная, заметила:
– Таких интересных историй я никогда прежде не слышала. Это были стоящие минуты моей жизни.
