Немцы бомбят, а мы кашу едим
Зинаиду Григорьевну Анисимову мне отрекомендовали буквально так: «Ветеран войны, книжки каждый день читает, тебе она точно понравится».
И верно, собеседница оказалась из тех людей, что очаровывают с первого взгляда: живые карие глаза, речь нараспев, плавность в движениях. И выглядит куда моложе своих 92 лет.
– Чем вы интересуетесь? – усаживает меня на диванчик. За долгие годы жизни Зинаида Анисимова видела многое: коллективизацию, Великую Отечественную войну, восстановление народного хозяйства Советского Союза и развал огромной страны в 90-е. Мы беседуем с ней почти три часа, жаль, на газетную полосу все не вместишь.
Маленькая, да удаленькая
1930 год. В большой красивой деревне Гбач Пинежского района Зина Кулакова (в замужестве Анисимова) собирается в первый класс.
– Мама сначала протестовала, мол, мала еще: в школу тогда на девятом году брали, – вспоминает Зинаида Григорьевна. – А потом дала деревянный ящик с веревкой, бросила туда тетрадку – «Иди, слушай». Не думала, что я всерьез учиться стану.
А Зина мало того что осталась в школе, еще и в лучшие ученицы выбилась. Даром, что ли, ее отец, бухгалтер-ревизор, одним из самых образованных людей в районе был? Зря, что ли, папины братья, что жили в Цигломени, ей настоящий кожаный ранец привезли, какого больше ни у кого в округе не было?..
С началом коллективизации Зинина бабушка полюбила ходить на всяческие собрания и заседания.
И обожаемую внучку с собой брала.
– Поставит, бывало, на стул: «Давай стихотворение!» – смеется рассказчица. – А у меня голос громкий, память хорошая, да и нестеснительная я была. Так выступать приноровилась, что в четвертом классе уже со сцены всех колхозников с хорошей жизнью поздравляла.
Вот только для семьи самой Зинаиды хорошая жизнь вскоре закончилась. Председатель накатал на отца клевету, и ночью в дом Кулаковых заявилась печально известная «тройка».
– А потом был суд, на котором свидетели вдруг начали отказываться от своих показаний. Письменное не сходилось с устным, – грустно улыбается Зинаида Григорьевна. – Видимо, совесть у людей проснулась, оправдали.
Женщина показывает фотокарточку отца после освобождения из тюрьмы: по паспорту – 38 лет, по фото – глубокий старик.
– Папа рассказывал, что в тюрьме их постоянно пытали: спать по трое суток не давали, признание в антисоветской деятельности в прямом смысле выбивали. Говорил, что много там хороших людей из нашей области погубили.
И сытые, и живые
1941 год. Зинаида учится на первом курсе Архангельского медицинского института. В апреле умирает от менингита младшая сестра Тася, а еще через пару месяцев начинается Великая Отечественная война. По комсомольской путевке 17-летнюю девушку отправляют на Карельский фронт санитаркой-дружинницей. Но волей случая Зина становится телеграфисткой в батальоне авиационного обслуживания на военном аэродроме в Лоухи.
– Ти-ти-та, та-та-ти-ти, – вспоминает она азбуку Морзе. – Порой над аэродромом такой бой идет, зенитную установку уже разбомбили, потолок в землянке на голову сыплется, а уйти с поста нельзя – сидишь и принимаешь донесения. Так у нас Катя с Кегострова и погибла…
Во время войны Зинаида и сама не раз по краю пропасти ходила: в чистом поле под артобстрел попадала, в другой раз чуть не сгорела от вспыхнувшей самодельной коптилки. Но, видно, любил Бог эту черноволосую бойкую девчонку.
– Поехали мы как-то раз на дрезине с заданием. Я, еще девушка и Яшка-Дергач, забавный такой парень, – рассказывает бывшая телеграфистка. – На примусе у нас только каша подоспела, а тут немцы летят. Все, кто в Лоухи был, в укрытия кинулись, а нам что делать? Яшка кричит: «Девки, давайте кашу есть! Неужто мы ее оставим? Умирать, так сытыми!» И вот кругом бомбы летят, а мы кашу наворачиваем. Как все стихло, Яшка и говорит: «Видите, и сытые, и живые. А спрятались бы, нашу кашу или разбомбили, или собаки съели бы».
В последний год войны авиационный батальон перекинули с Карельского на Первый Белорусский фронт, на станцию Озеро.
– Наша линия была правительственной, все секреты через нее шли, – говорит Зинаида Григорьевна. – И уже второго мая я знала, что начались переговоры о прекращении войны. На аэродроме стали готовиться к прилету Сталина. Поговаривали, что здесь его самолет будет заправляться по пути в Берлин. Малейшую соринку с поля собирали, цветы каждый день меняли, всюду ковры разостлали.
Но вождь на аэродроме так и не появился, акт о капитуляции Германии поехал подписывать поездом. Зато после Победы через Озеро летели на парад в Москву все известные маршалы и генералы.
– В столовой не хватало официантов, и девушек, у кого был выходной, просили выйти поухаживать за летчиками. Самого Жукова за стол усаживала…
Вырастила всю Хабарку
В ноябре 1945 года часть, где служила Зинаида, расформировали. Вернувшись домой, девушка окончила курсы воспитателей и устроилась в детский сад на Хабарке.
– В трудовой книжке у меня всего две записи: принята на работу и уволена в связи с выходом на пенсию, – гордится ветеран. На острове она несколько поколений детей вынянчила! – Предлагали заведующей быть – отказалась. Очень уж мне с маленькими возиться нравилось.
Своих же трех дочерей Зинаиде Григорьевне пришлось растить практически в одиночку, муж рано умер.
– Работала без выходных, без отпуска, чтобы лишнюю копеечку получить да дыру какую-нибудь закрыть, – вспоминает она. – Прибегу вечером с работы, наварю, порядок наведу, потом девочки спят, а я им платья к празднику шью.
– Но сами мы нужды не чувствовали, – присоединяется к разговору младшая дочь, Елена. – Наоборот, мне наше детство счастливым вспоминается. Дружно жили, дома не закрывали, друг друга выручали. А еще бывало, родители уйдут на работу, старшие с нами, малышами, сидеть не хотят, положат на подушки у сарая – и на речку! Мама придет кормить, а я – на улице. Сейчас же и коляску у дома оставить страшно.
Несколько лет назад Зинаида Анисимова переехала с Хабарки в Архангельск. Живет с дочерью и внучкой. Женская рука чувствуется в каждом уголке их дома: кругом чистота, уют, свежесть. На подоконнике нежится пушистая кошка, на столе ждет едоков свежеиспеченный манник.
– Мама у нас умница, – дочь одаривает Зинаиду Григорьевну теплым взглядом. – Мы на работу уйдем, а она все белье перегладит, посуду перемоет. Нам эту работу делать не дает, говорит: «Иначе чем я целый день заниматься буду?» В свободное время еще и книжки читает. Сейчас вот за Великую Отечественную взялась…
Тринадцать медалей, уникально тонкая по нашим временам трудовая книжка, бережно хранимые письма от боевых друзей, любящие дети, внуки, правнуки. Я слушаю рассказы Зинаиды Анисимовой о первых походах с дочками в цирк, о Первомае на Хабарке и ловлю себя на мысли, что теперь знаю, как выглядит счастливая старость.
16 мая Зинаиде Григорьевне Анисимовой исполнится 93 года. Редакция поздравляет ее с днем рождения и желает крепкого здоровья.
И верно, собеседница оказалась из тех людей, что очаровывают с первого взгляда: живые карие глаза, речь нараспев, плавность в движениях. И выглядит куда моложе своих 92 лет.
– Чем вы интересуетесь? – усаживает меня на диванчик. За долгие годы жизни Зинаида Анисимова видела многое: коллективизацию, Великую Отечественную войну, восстановление народного хозяйства Советского Союза и развал огромной страны в 90-е. Мы беседуем с ней почти три часа, жаль, на газетную полосу все не вместишь.
Маленькая, да удаленькая
1930 год. В большой красивой деревне Гбач Пинежского района Зина Кулакова (в замужестве Анисимова) собирается в первый класс.
– Мама сначала протестовала, мол, мала еще: в школу тогда на девятом году брали, – вспоминает Зинаида Григорьевна. – А потом дала деревянный ящик с веревкой, бросила туда тетрадку – «Иди, слушай». Не думала, что я всерьез учиться стану.
А Зина мало того что осталась в школе, еще и в лучшие ученицы выбилась. Даром, что ли, ее отец, бухгалтер-ревизор, одним из самых образованных людей в районе был? Зря, что ли, папины братья, что жили в Цигломени, ей настоящий кожаный ранец привезли, какого больше ни у кого в округе не было?..
С началом коллективизации Зинина бабушка полюбила ходить на всяческие собрания и заседания.
И обожаемую внучку с собой брала.
– Поставит, бывало, на стул: «Давай стихотворение!» – смеется рассказчица. – А у меня голос громкий, память хорошая, да и нестеснительная я была. Так выступать приноровилась, что в четвертом классе уже со сцены всех колхозников с хорошей жизнью поздравляла.
Вот только для семьи самой Зинаиды хорошая жизнь вскоре закончилась. Председатель накатал на отца клевету, и ночью в дом Кулаковых заявилась печально известная «тройка».
– А потом был суд, на котором свидетели вдруг начали отказываться от своих показаний. Письменное не сходилось с устным, – грустно улыбается Зинаида Григорьевна. – Видимо, совесть у людей проснулась, оправдали.
Женщина показывает фотокарточку отца после освобождения из тюрьмы: по паспорту – 38 лет, по фото – глубокий старик.
– Папа рассказывал, что в тюрьме их постоянно пытали: спать по трое суток не давали, признание в антисоветской деятельности в прямом смысле выбивали. Говорил, что много там хороших людей из нашей области погубили.
И сытые, и живые
1941 год. Зинаида учится на первом курсе Архангельского медицинского института. В апреле умирает от менингита младшая сестра Тася, а еще через пару месяцев начинается Великая Отечественная война. По комсомольской путевке 17-летнюю девушку отправляют на Карельский фронт санитаркой-дружинницей. Но волей случая Зина становится телеграфисткой в батальоне авиационного обслуживания на военном аэродроме в Лоухи.
– Ти-ти-та, та-та-ти-ти, – вспоминает она азбуку Морзе. – Порой над аэродромом такой бой идет, зенитную установку уже разбомбили, потолок в землянке на голову сыплется, а уйти с поста нельзя – сидишь и принимаешь донесения. Так у нас Катя с Кегострова и погибла…
Во время войны Зинаида и сама не раз по краю пропасти ходила: в чистом поле под артобстрел попадала, в другой раз чуть не сгорела от вспыхнувшей самодельной коптилки. Но, видно, любил Бог эту черноволосую бойкую девчонку.
– Поехали мы как-то раз на дрезине с заданием. Я, еще девушка и Яшка-Дергач, забавный такой парень, – рассказывает бывшая телеграфистка. – На примусе у нас только каша подоспела, а тут немцы летят. Все, кто в Лоухи был, в укрытия кинулись, а нам что делать? Яшка кричит: «Девки, давайте кашу есть! Неужто мы ее оставим? Умирать, так сытыми!» И вот кругом бомбы летят, а мы кашу наворачиваем. Как все стихло, Яшка и говорит: «Видите, и сытые, и живые. А спрятались бы, нашу кашу или разбомбили, или собаки съели бы».
В последний год войны авиационный батальон перекинули с Карельского на Первый Белорусский фронт, на станцию Озеро.
– Наша линия была правительственной, все секреты через нее шли, – говорит Зинаида Григорьевна. – И уже второго мая я знала, что начались переговоры о прекращении войны. На аэродроме стали готовиться к прилету Сталина. Поговаривали, что здесь его самолет будет заправляться по пути в Берлин. Малейшую соринку с поля собирали, цветы каждый день меняли, всюду ковры разостлали.
Но вождь на аэродроме так и не появился, акт о капитуляции Германии поехал подписывать поездом. Зато после Победы через Озеро летели на парад в Москву все известные маршалы и генералы.
– В столовой не хватало официантов, и девушек, у кого был выходной, просили выйти поухаживать за летчиками. Самого Жукова за стол усаживала…
Вырастила всю Хабарку
В ноябре 1945 года часть, где служила Зинаида, расформировали. Вернувшись домой, девушка окончила курсы воспитателей и устроилась в детский сад на Хабарке.
– В трудовой книжке у меня всего две записи: принята на работу и уволена в связи с выходом на пенсию, – гордится ветеран. На острове она несколько поколений детей вынянчила! – Предлагали заведующей быть – отказалась. Очень уж мне с маленькими возиться нравилось.
Своих же трех дочерей Зинаиде Григорьевне пришлось растить практически в одиночку, муж рано умер.
– Работала без выходных, без отпуска, чтобы лишнюю копеечку получить да дыру какую-нибудь закрыть, – вспоминает она. – Прибегу вечером с работы, наварю, порядок наведу, потом девочки спят, а я им платья к празднику шью.
– Но сами мы нужды не чувствовали, – присоединяется к разговору младшая дочь, Елена. – Наоборот, мне наше детство счастливым вспоминается. Дружно жили, дома не закрывали, друг друга выручали. А еще бывало, родители уйдут на работу, старшие с нами, малышами, сидеть не хотят, положат на подушки у сарая – и на речку! Мама придет кормить, а я – на улице. Сейчас же и коляску у дома оставить страшно.
Несколько лет назад Зинаида Анисимова переехала с Хабарки в Архангельск. Живет с дочерью и внучкой. Женская рука чувствуется в каждом уголке их дома: кругом чистота, уют, свежесть. На подоконнике нежится пушистая кошка, на столе ждет едоков свежеиспеченный манник.
– Мама у нас умница, – дочь одаривает Зинаиду Григорьевну теплым взглядом. – Мы на работу уйдем, а она все белье перегладит, посуду перемоет. Нам эту работу делать не дает, говорит: «Иначе чем я целый день заниматься буду?» В свободное время еще и книжки читает. Сейчас вот за Великую Отечественную взялась…
Тринадцать медалей, уникально тонкая по нашим временам трудовая книжка, бережно хранимые письма от боевых друзей, любящие дети, внуки, правнуки. Я слушаю рассказы Зинаиды Анисимовой о первых походах с дочками в цирк, о Первомае на Хабарке и ловлю себя на мысли, что теперь знаю, как выглядит счастливая старость.
16 мая Зинаиде Григорьевне Анисимовой исполнится 93 года. Редакция поздравляет ее с днем рождения и желает крепкого здоровья.
