6 августа 2015

Марсиане на Атлантиде

Спустя месяц после официальной премьеры полнометражный документальный фильм «Атлантида Русского Севера» все-таки показали в Архангельске. 

Не умрет?

– Не умрет, не умрет, не умрет это место… Колоколенка будет стоеть, – по-северному певуче выговаривает 83-летняя старушка, живущая в почти опустевшей деревне рядом с Цивозером, в самом начале ленты. 

Так ей еще татенька говорил. 

«Не умрет?» – это, пожалуй, главный и риторический вопрос фильма. Вопрос – потому что, по мнению авторов (в первую очередь сценариста Глеба Кузнецова и режиссера Софьи Горленко), Русский Север, подобно загадочной Атлантиде, со всей своей мистической уникальностью идет ко дну. 

Мистический подтекст в фильме обретает почти все: стук топора, рев бензопилы, лица детей, божьи коровки на росистых травинках. В первую очередь за счет музыки. Среди авторов композиций – музыканты фолк-рокового направления Марат Файзуллин, Сергей Старостин, Татьяна Калмыкова. Венчает список легенда – Борис Гребенщиков, в финальных титрах оптимистично обещающий пришествие «Дня радости». Впрочем, без конкретных сроков. 

Сменяющие друг друга закаты и восходы, снятые панорамами и наплывами живописные берега рек и стоящие на них высокие, потемневшие и полуразрушившиеся деревянные храмы определяют связь мест с безвременьем. Есть в них не только православное, но и языческое понимание мира. 

– Не умрет? – сомневаются создатели ленты. На их взгляд, Север находится в ситуации выбора между бытием и забвением. 

– Не умрет, – одновременно утверждают они. 

Фото: atlantidafilm.ru

Новые чудики

Населяют Русский Север не менее мистические создания. Колоритные местные жители – в основном «бабуси» (почти такие же как в фильме Лидии Бобровой). У них нет своей, индивидуальной, философии. Они словно привязаны невидимыми нитями к этим местам, они еще хранят жизнь в деревнях, простодушно воспроизводя перед камерой свои грусти и радости. 

Редкие мужики, если не пьяницы, с матерком выражают разочарование. 

– Щас жизнь такая: в Бога верить да водку пить, – говорит один из них. 

Но более интересны архангельскому зрителю те, кто из крупных городов переселяется на Север. У них тоже своя философия, с некоторыми личностными нюансами, но вполне единая. В картине нет закадрового текста, все словесное пространство в сказовой манере заполняют сами персонажи. Выглядит это как бесконечная русская песня в тайге. 

И тем не менее энтузиасты сохранения деревенского уклада и возрождения народной культуры на фоне реальных селян смотрятся пришельцами. Как говорит молодой бородач, переселившийся три года назад в деревню из Санкт-Петербурга с женой и детьми, «местные считают нас марсианами». Они не могут понять, зачем ехать в такую глушь, где время почти застыло, денег не урвешь и все приходит в запустение. 

– Оружием торгуете? Нефть на участке? – так фантазировали селяне. Даже участковый приезжала. 

Так и обитают они – новые деревенские чудики. 

В деревнях люди уже давно переходят на другой уклад жизни, обзаводятся предметами городского комфорта: «тарелками», стиральными машинами, батареями отопления, электрокосилками, Интернетом уже никого не удивишь. Ведь не хранить же молоко в туесках, если есть холодильник? 

Да и молоко давно не от живой коровы, а магазинное. А выходцы из Москвы и Санкт-Петербурга нянькают дитя в музейном экспонате – деревянной люльке, подвешенной к потолку. Странные они: антиглобалисты, антиурбанисты, антипотребители.

Но Север, конечно, примет всех, не первый раз он становится обетованным местом для ищущих свободы переселенцев.

«Север примет всех, не первый раз он становится обетованным местом для ищущих свободы переселенцев…

«Не скули. Действуй!»

Вопрос о жизни и смерти северной деревни поставлен. Ответа на него, в сущности, никто не дает. Скорее люди верят в жизнь, надеются на лучшее. Природа, вера, энтузиасты-одиночки, живой сельский юмор – то, на чем Север всегда стоял и стоять будет. 

Беда картины в том, что, когда фильм пытается ответить на другие не менее важные вопросы: что делать и кто виноват, он теряет в целостности и оригинальности. 

С этим тесно связана тематическая полифоничность: сначала размышления о том, почему молодежь уезжает из села, потом пьянство, затем исторические кульбиты в судьбе Русского Севера, с уничтожением храмов, затем известные довольно узкому кругу людей проблемы реставрации… 

Экранного времени для углубления во взаимосвязь всех элементов не хватает. Стало быть, и виновных найти трудно. Многим кажется аксиомой утверждение: «Во всем виновато государство». Оно не хочет финансировать, хочет все загубить, причем специально. Только с этим хочется спорить. Во-первых, банально и не работает, во-вторых, на государство надейся, а сам не плошай. 

Лучшей позицией становится ощущаемое как слоган высказывание последнего в кадре персонажа – рыжебородого философа и музыканта, отца шестерых детей.

– У тебя есть потенциал? Так давай не скули. Действуй! – говорит он. 

Неважно, северянин ты или марсианин. 

– Надо звонить во все колокола, – вторит вельский звонарь. 

Марсиане на Атлантиде

Не умрет?

– Не умрет, не умрет, не умрет это место… Колоколенка будет стоеть, – по-северному певуче выговаривает 83-летняя старушка, живущая в почти опустевшей деревне рядом с Цивозером, в самом начале ленты. 

Так ей еще татенька говорил. 

«Не умрет?» – это, пожалуй, главный и риторический вопрос фильма. Вопрос – потому что, по мнению авторов (в первую очередь сценариста Глеба Кузнецова и режиссера Софьи Горленко), Русский Север, подобно загадочной Атлантиде, со всей своей мистической уникальностью идет ко дну. 

Мистический подтекст в фильме обретает почти все: стук топора, рев бензопилы, лица детей, божьи коровки на росистых травинках. В первую очередь за счет музыки. Среди авторов композиций – музыканты фолк-рокового направления Марат Файзуллин, Сергей Старостин, Татьяна Калмыкова. Венчает список легенда – Борис Гребенщиков, в финальных титрах оптимистично обещающий пришествие «Дня радости». Впрочем, без конкретных сроков. 

Сменяющие друг друга закаты и восходы, снятые панорамами и наплывами живописные берега рек и стоящие на них высокие, потемневшие и полуразрушившиеся деревянные храмы определяют связь мест с безвременьем. Есть в них не только православное, но и языческое понимание мира. 

– Не умрет? – сомневаются создатели ленты. На их взгляд, Север находится в ситуации выбора между бытием и забвением. 

– Не умрет, – одновременно утверждают они. 

Фото: atlantidafilm.ru

Новые чудики

Населяют Русский Север не менее мистические создания. Колоритные местные жители – в основном «бабуси» (почти такие же как в фильме Лидии Бобровой). У них нет своей, индивидуальной, философии. Они словно привязаны невидимыми нитями к этим местам, они еще хранят жизнь в деревнях, простодушно воспроизводя перед камерой свои грусти и радости. 

Редкие мужики, если не пьяницы, с матерком выражают разочарование. 

– Щас жизнь такая: в Бога верить да водку пить, – говорит один из них. 

Но более интересны архангельскому зрителю те, кто из крупных городов переселяется на Север. У них тоже своя философия, с некоторыми личностными нюансами, но вполне единая. В картине нет закадрового текста, все словесное пространство в сказовой манере заполняют сами персонажи. Выглядит это как бесконечная русская песня в тайге. 

И тем не менее энтузиасты сохранения деревенского уклада и возрождения народной культуры на фоне реальных селян смотрятся пришельцами. Как говорит молодой бородач, переселившийся три года назад в деревню из Санкт-Петербурга с женой и детьми, «местные считают нас марсианами». Они не могут понять, зачем ехать в такую глушь, где время почти застыло, денег не урвешь и все приходит в запустение. 

– Оружием торгуете? Нефть на участке? – так фантазировали селяне. Даже участковый приезжала. 

Так и обитают они – новые деревенские чудики. 

В деревнях люди уже давно переходят на другой уклад жизни, обзаводятся предметами городского комфорта: «тарелками», стиральными машинами, батареями отопления, электрокосилками, Интернетом уже никого не удивишь. Ведь не хранить же молоко в туесках, если есть холодильник? 

Да и молоко давно не от живой коровы, а магазинное. А выходцы из Москвы и Санкт-Петербурга нянькают дитя в музейном экспонате – деревянной люльке, подвешенной к потолку. Странные они: антиглобалисты, антиурбанисты, антипотребители.

Но Север, конечно, примет всех, не первый раз он становится обетованным местом для ищущих свободы переселенцев.

«Север примет всех, не первый раз он становится обетованным местом для ищущих свободы переселенцев…

«Не скули. Действуй!»

Вопрос о жизни и смерти северной деревни поставлен. Ответа на него, в сущности, никто не дает. Скорее люди верят в жизнь, надеются на лучшее. Природа, вера, энтузиасты-одиночки, живой сельский юмор – то, на чем Север всегда стоял и стоять будет. 

Беда картины в том, что, когда фильм пытается ответить на другие не менее важные вопросы: что делать и кто виноват, он теряет в целостности и оригинальности. 

С этим тесно связана тематическая полифоничность: сначала размышления о том, почему молодежь уезжает из села, потом пьянство, затем исторические кульбиты в судьбе Русского Севера, с уничтожением храмов, затем известные довольно узкому кругу людей проблемы реставрации… 

Экранного времени для углубления во взаимосвязь всех элементов не хватает. Стало быть, и виновных найти трудно. Многим кажется аксиомой утверждение: «Во всем виновато государство». Оно не хочет финансировать, хочет все загубить, причем специально. Только с этим хочется спорить. Во-первых, банально и не работает, во-вторых, на государство надейся, а сам не плошай. 

Лучшей позицией становится ощущаемое как слоган высказывание последнего в кадре персонажа – рыжебородого философа и музыканта, отца шестерых детей.

– У тебя есть потенциал? Так давай не скули. Действуй! – говорит он. 

Неважно, северянин ты или марсианин. 

– Надо звонить во все колокола, – вторит вельский звонарь. 

Поделиться
9974