Кузополье — одна из сотен деревень…

Курейские просторы открываются нашему взору сразу же после того, как только  автобус  покидает холмогорские пределы.  Деревни одна от другой стоят так близко, можно сказать, впритык, что издалека кажется, что это одно большое селение, растянувшееся не на один километр. Но это лишь  первое впечатление. Каждый считал себя хозяином своего подворья, пока не грянула коллективизация.

Курья –  так чаще всего именуют в народе  более десятка деревень, разных по своему названию, раскинувшихся по левобережью одноименной речки. Деревни небольшие. Есть и такие,  где проживает одна-две семьи. Среди них самая большая на  сегодня,  несомненно,  Анашкино, в которой сосредоточена,  хотя и  незначительная по нынешним меркам,  производственная и социальная инфраструктура. Это  — сейчас.

А когда-то, еще в начале прошлого, двадцатого столетия, самой  крупной здесь считалась деревня Кузополье. Она осталась  в памяти нынешних уже немногочисленных  старожилов.

Нина Иосифовна Есеева — одна из них.  Каждый год на все лето приезжает она сюда, хотя живет совсем рядом, в такой же сельской местности, к какой можно отнести  Холмогоры, центр одноименного района.  

Окончила в свое время  Архангельский педагогический  институт. Почти сорок лет отдала педагогике, последние шестнадцать из них   проработала в Холмогорской средней школе.   Преподавала историю. В 2003 году вышла на пенсию. Сама профессия позволила  углубиться в прошлое  своей  родной деревни.

— Жили здесь зажиточно, – вспоминает бывший педагог, — в каждом дворе  содержали скот —  от трех до шести  коров, не считая другой разной живности. Молоко перерабатывали на масло. У многих были свои маслодельни. Каждый считал себя хозяином своего подворья. Никто не бедствовал, хотя  по своему достатку жители находились в разном положении. Кузопольцы обустраивались, собирались жить на своей родной земле. Дома многие из них строили с перспективой —  не в один, а в два этажа:  их   насчитывалось семнадцать. Сегодня об этом  напоминает один из  сохранившихся, но и  тот доживающий свой век — находится  в полуразрушенном состоянии.  

И если  бы все здесь шло  своим чередом, остался бы  прежний сложившийся  уклад жизни, возможно, сегодня было бы не узнать Кузополья. Холмогорская порода скота, ставку на которую делали ее жители, была высокопродуктивной, что давало возможность для развития хозяйства, создавало благополучие для жизни людей.  

Коллективизация, начавшаяся в начале  тридцатых годов, внесла коррективы в привычную  деревенскую жизнь. Правда, в Кузополье своего колхоза так и не  создали.

По какой причине? То ли побоялись, как бы зажиточные крестьяне, а попросту кулаки – так именовали состоятельных селян —  не взяли верх, то ли еще по какой другой причине. И тем не менее   все трудоспособное  население было кооперировано —  включено  в организованное хозяйство, но уже  в соседней деревне Кичижно.

Но это был труд не для создания собственного блага, а общего, коллективного. При этом все, что производили,  забирало государство, не оставляя порою ни рубля в колхозной кассе.

И все равно работали на совесть, хотя какой тут, спрашивается, может быть интерес, когда на собственные заработанные трудодни чаще всего получать было нечего!  Не с этого ли  началось падение крестьянского труда? Да еще репрессии в отношении зажиточных крестьян, тех, на ком, собственно,  держалась деревня.  Среди них было  немало тех, кого осудили, сослали в другие края. У всех отняли имущество, нажитое собственным трудом. Например, Захар Алексеевич Телицын лишился даже жилого дома, правда, потом его вернули, но каких это стоило усилий!

Все это, вместе взятое,  под конец подорвало интересы кузопольцев.  Были нарушены  планы, которыми  жило  не одно поколение, выстраивая свое будущее.  

Была надежда, но угасла

Кооперированием  дело  не завершилось. В начале  шестидесятых годов  пришла мысль  объединить колхозы в одно государственное хозяйство –  племсовхоз «Холмогорский». Реорганизация, которая  коснулась почти каждого района,  была проведена по указанию сверху.

Мнения людей на сей счет также никто не спрашивал. Думали,  что так будет лучше. С точки вложения государством  средств, направленных на  развитие   села, это, несомненно, был шаг вперед. Построили  три  крупных животноводческих комплекса, где на смену ручному труду пришла механизация, стали  выплачивать заработную плату, строить жилье, но не индивидуальное, что давало бы возможность обзавестись собственным подворьем, а многоквартирные дома – с частичным или полным благоустройством.

Но обустраивали с этого времени одно лишь Анашкино, центральную усадьбу, причем  одновременно производственную и социальную сферы.  Что касается остальных деревень, в их число вошло и Кузополье, отнесли к неперспективным, а попросту говоря, постепенно умирающим. 

Их жители, окончательно не видя  уже никакой перспективы, стали постепенно съезжать со своих насиженных мест.  Единственно, пожалуй, что сделали, — в один конец, именно до Кузополья, где еще проживало большинство населения,  проложили бетонную дорогу. 

Пустили рейсовый ведомственный автобус, чтобы было удобно до работы добраться, а учащимся – до школы. Но даже такие перемены  тогда, в период планово-распределительной экономики, еще вселяли в курейцев кое-какую надежду, веру  в завтрашний день.

— А  если посмотреть с другой стороны – с точки зрения хозяина к земле, сельскохозяйственной  технике,  — продолжает разговор Нина Иосифовна, – то у людей уже не было той предприимчивой  хватки, которой был наделен кузопольский  крестьянин начала двадцатого столетия.  Буквально во всем давало о себе знать  потребительское отношение. 

В семидесятые-восьмидесятые годы  деревня еще жила и работала. Молодежь уезжала, но  и по возможности возвращалась обратно. Жизнь как будто налаживалась, была кое-какая перспектива на будущее. Но его не наступило.

На сельском хозяйстве  решили поставить крест

Рыночные отношения, несмотря на теплившуюся еще в глазах людей  надежду,    вконец подорвали у них интерес к сельскому хозяйству.   Начатое строительство еще одного животноводческого комплекса в последний год существования планово-распределительной системы были вынуждены свернуть. 

Впоследствии ликвидировали курейское отделение племсовхоза  «Холмогорский» как самостоятельное структурное подразделение: технику вывезли, часть скота перевели на центральную усадьбу, оставив лишь один двор  для содержания молодняка.  Запустили луга и поля, на которые уже перестала ступать нога крестьянина.

Сегодня там, куда, кажется,  еще совсем недавно  вкладывали миллионные вложения – и это в советских-то рублях – сегодня   который год подряд уже не косится трава, поля не засеваются — все это зарастает бурьяном и кустарником.  Кто хозяин  этой земли? На этот далеко не праздный вопрос никто из местных жителей ответить не мог.

— В свое время – в самом начале проведения  приватизации – землю разделили на паи, — вспоминают жители Кузополья. – Нам дали бумаги, подтверждающие право собственности, заявив: «вот теперь сами и решайте, как с ней, этой землей, поступить».

В общем, бросили на произвол судьбы людей и эти бесценные сельскохозяйственные  земли. Кто еще мог – занялся личным подворьем, обзавелся скотом, занялся земледелием – теперь этому никто не препятствовал, как это было в шестидесятые-семидесятые годы двадцатого столетия. Но силенок и терпения, когда нужно не только произвести продукцию, но еще  и сбыть ее, хватило не у многих.

И появившаяся вначале вера  в крестьянское предпринимательство, которым жила деревня  Кузополье в девятнадцатом и в начале двадцатого столетия,  у нынешних ее жителей стала постепенно угасать. Так что ставка  на  фермерство, на которое  возлагала большие надежды новая демократическая власть, не  состоялась.   Сегодня в личном подворье во всей курейской округе  можно насчитать чуть более десяти голов крупного рогатого скота.

Настала очередь – ликвидировали школу и медицинский пункт

Падению сельского хозяйства способствовали многие другие  — прямые и косвенные — причины, порожденные ранее, еще в советские времена. Например, проведение мелиорации. Необходимость в ней была, но не в том объеме, в котором она была проведена. Осушили многие  болота, что в конечном счете привело  к нарушению водного баланса, сказалось на дикорастущих культурах. 

Или вот такая извечная, существовавшая годами проблема – переправа через речку Курополку, которая отделяла курейские деревни от районного центра.

Особенно остро она стояла весной и осенью, а иногда и летом, как не раз  случалось в прошлом году. На этот случай  в свое время все было предусмотрено. И не нужно было лишний раз мотаться в Холмогоры, когда имелась возможность разрешить вопросы на месте.  Здесь находились    сельский Совет депутатов, его исполком,  сельское потребительское общество, своя  хлебопекарня и заготовительный пункт и даже участковая больница, где не только оказывали первую медицинскую помощь, но и принимали роды.  

Со временем все это  закрыли, передав    полномочия  в райцентровские организации, так сказать, провели централизацию. А им до  куреейских деревень не было никакого дела. Позже ликвидировали и неполную среднюю школу. Последней «жертвой» стал фельдшерско-акушерский пункт, обслуживающий курейский куст. Его закрытие  объяснили оптимизацией системы здравоохранения, проводимой  по всей стране, – она якобы  проводится в интересах тех же людей — и поэтому  должна дать   положительный результат.

— Кто же теперь  будет  оказывать нам экстренную медицинскую помощь? – задались вопросом местные  жители.

— «Скорая» Центральной районной больницы, — последовал малоутешительный ответ.

Решение  приняли в верхних эшелонах власти, опять же не спросив мнения селян.  Не подумали о том, как теперь быть этим самым людям  в период распутицы.

А еще как  добраться    этой самой  «скорой»,  когда из-за разлива рек приходится терять не  один час  драгоценного времени да  к тому же и денег (вот тут-то вряд ли кто сосчитал!),  чтобы приехать на вызов больного окружным путем — через город Новодвинск, преодолев более 150 километров.    

Остался нерешенным и такой вопрос: где и как получить   повседневную медицинскую помощь?! Население во всех курейских деревнях никуда не делось, но оно, в отличие от городского жителя, и  в этом оказалось обделенным.  Оптимизация здравоохранения,  о преимуществах  которой вещали на всех уровнях власти, никаких улучшений в медицинском  обслуживании селян не принесла. 

Ликвидация социальной сферы, во всяком случае большинства ее услуг, стала еще одним поводом для того, чтобы подумать о том, какой смысл    здесь,  на селе, задерживаться,  особенно молодым семьям.  По возможности каждый старается обустроиться где-нибудь в другом месте, если не сам, то обустроить своих детей.

Зимой стоит пройтись по курейским деревням, в редком доме можно увидеть электрический свет. Жизнь здесь начинает оживать весной и летом, когда съезжаются дачники в свои родовые дома, перестраивают их, ставят новые, уже более современные. Приезжают больше для того, чтобы обиходить приусадебные участки, посадить картофель и овощи, чтобы обеспечить свежей  продукцией себя и своих близких родственников.

Такую же картину сегодня можно видеть и в Кузополье. Людей хоть и увеличивается, но не настолько. А ведь лет сто назад, по подсчетам Н. И. Есеевой, здесь проживало  более трехсот жителей – по всем  курейским  поселениям нынче  вряд ли столько  наберется.  В деревне имелось свыше пятидесяти дворов. Скота насчитывалось не меньше двухсот голов. Но все это  теперь уже в далеком  прошлом.   

Сколько жить еще осталось деревне?

Сегодня проживающих в Кузополье постоянно, круглый год осталось восемь человек. Все они давно перешагнули  пенсионный возраст. Из старожилов, никогда не покидающих родные края, только трое: Софья Ивановна Темкина, Александр Сергеевич и Валентина Демьяновна Телицины. 

Увеличение населения деревни произошло только  за счет вернувшихся сюда кузопольцев, когда-то покинувших свою малую родину.   Несколько лет назад обосновалась здесь уехавшая в свое время в Архангельск Тамара Константиновна Куваева вместе с супругом. Построил дом и связал дальнейшую жизнь с родной  деревней  Алексей  Константинович Телицын, брат Тамары  Константиновны, с  супругой. Вернулся в свой родной опустевший дом Анатолий Сергеевич Самодов. Значительно раньше обосновался Виктор Николаевич Темкин. Выходит, что уроженцев здешних краев тянет сюда.   Тоска  по малой родине? Или что-то еще?  

— Душа наша там, где родились и выросли, — был ответ. – Такое впечатление, что она зовет нас,  и отказать себе  в этом мы  никак не можем.

Но обосновавшиеся  здесь  вновь прибывшие  — пока их всего пятеро — ни демографической,  ни экономической проблемы Кузополья, разумеется,  не решают. Да и не могут решить:  все они примерно одного, такого же пенсионного возраста, как и проживающие  постоянно в деревне.  Однако, несмотря на свои годы, никто  из жителей деревни без дела не сидит.     

Двоим из них – уже далеко за восемьдесят, но и они по сей день не расстаются со своим любимым занятием.   Александр Сергеевич Телицын, увлеченный техникой, до сих пор на приобретенном в свое время  тракторе   косит, пашет и сеет, выполняет другие хозяйственные работы в деревне. А  Виктор   Николаевич  Темкин, также выйдя на пенсию, уже более пятнадцати лет  занимается животноводством – содержит в собственном  подворье  четыре коровы, произведенную продукцию реализует на месте, а часть ее отправляет в город.   Что  заставляет их ежедневно заниматься уже непосильным трудом?

— Привычка, — последовал ответ ветеранов. – Без дела  и дня прожить не можем.

Так что жизнь деревни пока продолжается, хотя, конечно, и отличается буквально во всем от той, которой полнокровно  жило Кузополье сто и более лет назад. Вопрос только – сколько она, эта жизнь, еще  продлится?

Точный ответ  на этот вопрос никто  предсказать не решился.  Даже на самую ближайшую перспективу. Может, еще и потому,  что, глядя на запущенные уже многие годы луга и поля,  опоясавшие деревню, будущее даже им, вернувшимся в родные края, кажется совсем мрачным и безрадостным.

Главная обеспокоенность – что делать с травой, скашивая ее вокруг своих подворий, люди не знают, куда ее деть, – и вынуждены везти на свалку.  А ведь когда-то за каждый клочок земли боролись!

Старожилы это хорошо  помнят, поэтому переживают, как безжалостно нынче мы обходимся с природой, ее дарами. Далеко не в лучшем состоянии близлежащий к деревне лес, который всегда считался богатым на урожай грибов и ягод. 

И все это ни в какой-то далекой глубинке, а совсем недалеко от Архангельска: от областного центра эти места отделяют, если ехать не по Вологодской, а Новодвинской дороге, чуть более семидесяти пяти километров. Но, видимо, на такие деревни, как Кузополье, –  подобных ей    по всей  области  не одна сотня  наберется – уже решено поставить окончательный крест.

Отношение к таким неперспективным деревням, к которым  уже давно отнесли Кузополье, ощутить можно буквально во всем. Проводимые, нередко самой  федеральной властью, мероприятия вызывают у людей не надежду, а, скорее всего, разочарование. Одно из таких было связано с сельскохозяйственной переписью подворий, не так давно проведенной  по всей стране.

— Больше всего удивило, когда спросили об ягодных кустарниках,  выращиваемых около собственного дома: сколько их и каких видов, куда  мы сбываем свою продукцию – родственникам или на продажу, — поделилась  своими мыслями Ирина Павловна Телицына. – Какое, спрашивается,  это имеет значение?  Сегодня у меня есть кустарники, а завтра  возьму и  спилю их. Что при этом изменится?

— И вообще, нет у нашего государства четкой политики по отношению к нам, селянам, особенно к таким деревням, как наша, — подытоживает   разговор Ирина Павловна. – Нет, на мой взгляд, никакой заинтересованности, какую сторону жизни ни возьми. Мы как бы есть. Это с одной стороны, а с другой –  мы как бы для того же государства  не существуем, являемся для него своего рода обузой.  Взять ту же  полноценную медицинскую помощь —  не  можем  ее получить, по сравнению с городскими жителями. Одно спасение: возраст пока позволяет съездить в райцентр, хотя такая возможность имеется  не у каждого.

 – Но при всем этом что больше всего вас сегодня страшит? – спрашиваю у кузопольцев.

— А вот если дорогу зимой перестанут расчищать от снега, – последовал однозначный ответ, — мы точно окажемся взаперти. Вот тогда — хотим мы того или нет — вынуждены будем  уехать.

Поэтому если нужда и заставит уехать, то податься многим из них, ныне проживающим в деревне, уже будет некуда. Это беспокоит больше всего. И думаю, не только их. 

Беспокоит потому, что пока в планах власти не просматривается  никакой перспективы по отношению к таким небольшим, а попросту говоря, умирающим деревням, к которым  можно отнести и  Кузополье. 

Но оставшиеся в ней старожилы да еще  вернувшиеся в свои родные края  пока не дают деревне умереть, пытаясь вдохнуть в нее вторую жизнь. Своими поступками и делами. Вот только надолго ли? Но это зависит не только от них самих.

Михаил Буторин