Какой кризис правильный?

Приходишь в магазин – вроде бы накрыл напрочь. Стоишь в пробке и разглядываешь авто земляков – вроде бы не добежал еще до нашего двора. Следишь за ростом евродоллара и падением цены на нефть – понимаешь, что на ремне пора прокалывать новую дыру. Летишь в самолете, а он набит знакомыми лицами, которые к отдыху экзотическому устремились. Прикидываешь цену и делаешь вывод, что есть еще у кого-то неплохой ресурс.
А на днях аналитику текущего момента услышала в автобусе. Две бабульки, захватившие биографиями еще Великую Отечественную, вели будничную беседу о кризисе.

– Это очередной, уж который по счету, и не помню…

– Да какая тут очередь? Тася, ты что, когда-то жила хорошо и спокойно? У нас кризис всегда и навсегда.

– Живала я хорошо, Соня. Мы при Брежневе-то с Петром на стройке хорошо зарабатывали. Дети в школе учились. Карандаш две копейки стоил… и тетрадь. Хлеба вдоволь…

– Хлеб был. А остальное? Ничего на те деньги и не купить: ни платья, ни сапог, ни машины, ни квартиры. За мясом очереди, сметана – через давку. А потом – перестройка. И деньги вы с Петром потеряли все. Оксанка твоя с мужем без работы маялись сколько, и внуки маленькие. Все ж на твою пенсию жили. Потом нашли работу, но на зарплаты эти снова жить нельзя, тем более у нас на Севере. И ты всю вот половину пенсии сейчас за квартиру отдала. И Новый год не на что отметить. Сапоги-то вон… распали совсем.

– Сапоги распали – не беда. Куда мне ходить-то? Везде же все денег стоит… ходить если. Главное, кабы война-то та до нас не дошла. Вот когда беда. Ты говоришь, хорошо-то не было, а ведь сколько без войны. Это-то не хорошо разве?

– Да как же это без войны-то, Тася? А Чечня с Афганистаном. Как я тогда за Гришку-то своего боялась, ревела… Без войны… говорит. У нас, Тася, без войны-то и не было. Родители наши через революцию да ту войну мировую продрались. Мы финскую кампанию, Дальний Восток да Германию отхлебнули. Бомбежки, голод, отцы полегли… И детям нашим покоя не было. И денег в кошельке нет никогда, хоть и работаем с малолетства.
На этих словах Тася молча вытерла глаза, а Соня засобиралась и двинулась к выходу, а на прощание крикнула:

– Тасенька, да Бог с ними, с правителями, деньгами их и кризисами, ты на Новый год ко мне приходи. Твои-то не приедут, билеты ведь недешевые. Рыбник испечем. Да так этот год встретим, что он наладится!

В автобусе повисла жутковатая тишина. Каждый наверняка вспомнил о своем и пересчитал личные межкризисные просветы. И вдруг заговорил сам с собой подвыпивший мужичок:

– Когда война-то была, всем плохо было. Это правильный кризис! Потому что он у всех, потому что страдание всех касается! А который сейчас кризис – он только наш, он только нас за волосья хватает, – и мужичок обвел салон слабой рукой.

– А которые в автобусах не ездят, которые в креслах, в больших кабинетах сидят, они этого кризиса не понюхают даже, потому что взятка хоть десять миллионов, хоть миллион – на икру-то по-любому им хватит. И с нас еще под сурдинку отстругают, вот увидите. У меня в погребе картошка, я выживу. И вы идите запасайтесь, кто чем может. Потому что там, – он картинно закатил глаза к потолку, – о вас никто не позаботится. У них тугрик скакнул и фонтан накренился.

Мужик закончил речь и поклонился. Публика аплодировала и хохотала. Потому что добавить было нечего. Неожиданная политинформация удалась и разрядила обстановку.