28 ноября 2019

Иван Болотов: «Архангельские ученые должны работать в глобальных масштабах»

Директор Федерального исследовательского центра комплексного изучения Арктики имени академика Н. П. Лаверова доктор биологических наук Иван Болотов избран членом-корреспондентом Российской академии наук. Ученый рассказал о своей научной работе и о том, как развивается возглавляемый им центр.

Иван Николаевич, если вспомнить детство и юность, представляли ли вы себя кем-то, кроме ученого?

– Честно говоря, нет. Еще со школы я выбрал этот путь. Люди, занимающиеся нашей дисциплиной, зоологией, можно сказать, рождаются зоологами. Большинство с детства собирают коллекции насекомых, моллюсков.

Все вытекает из детского увлечения. Меня всегда привлекал мир насекомых – ярких, интересных существ. Хотя я интересуюсь и другими представителями животного мира – в основном беспозвоночными. Став ученым, я организовал Российский музей центров биологического разнообразия в ФИЦКИА РАН и передал туда все свои коллекции. Сейчас этот музей имеет международное признание.

Я считаю, что зоология – очень перспективное направление. В этой сфере не так много специалистов, как могло бы быть.

В чем его важность с позиции общества и государства?

– Скажем, в советское время у нас была очень развитая система борьбы с вредителями, паразитами, что давало мощный эффект с точки зрения развития народного хозяйства. После перестройки многое было утрачено. В Советском Союзе были лучшие в мире специалисты в сфере защиты растений и леса, в области паразитологии и т. д. Теперь мы наверстываем.

Существуют насекомые – вредители лесных пород и сельхозкультур, в водных экосистемах живут пиявки и черви-трематоды, паразитирующие на рыбах, влияющие на численность полезных видов – тех же моллюсков, которые в природе выполняют роль биологических фильтров воды.

Моллюски играют важную роль – это важный пищевой объект для ценных видов рыб, но это и переносчики паразитов. В экосистемах все взаимосвязано, и для управления такими сложными процессами, как динамика численности вредителей и паразитов, необходимы глубокие знания о живых организмах.

Мы сейчас подошли к формулировке новой глобальной проблемы – скрытые биогенные угрозы. К ним можно отнести целый спектр угроз – расселение чужеродных видов, паразитические инвазии человека и домашних животных, вспышки экзотических инфекций и т. д. Часто эти биотические процессы идут скрытно, незаметно для населения регионов.

В условиях глобализации и изменения климата эти скрытые угрозы становятся все опаснее. Например, туристы из тропиков нередко привозят незваных пассажиров – разнообразные паразитические организмы и инфекции. Потепление климата приводит к расширению распространения переносчиков заболеваний, в том числе энцефалитного клеща. Птицы несут на север гельминтов и опасные вирусы из южных регионов. Это лишь немногие примеры.

Для того чтобы вести эффективный мониторинг таких скрытых биогенных угроз, необходимо масштабное развитие генетических и геномных технологий.

Крайне важно и своевременно выявлять очаги происхождения биогенных угроз. Эти очаги нередко располагаются за пределами России, например в странах Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока или Африки. Такие глобальные проекты, связывающие Арктику с другими регионами Земли, являются одним из приоритетных направлений развития нашего центра.

Как ученый вы много занимаетесь оценкой биоразнообразия. Почему такое пристальное внимание к этому вопросу в мире?

– Многие страны пришли к пониманию важности биоразнообразия как ресурса, важнейшей составляющей экосистем. Для того чтобы работать в области оценки биоразнообразия, нужны специалисты-систематики, которые четко определяют виды живых существ. Беспозвоночных животных, особенно паразитов, которыми я в том числе занимаюсь, определять достаточно трудно.

Еще труднее работать в области их систематики. Например, многие пиявки – очень мелкие паразитические существа, и у них слишком мало признаков, за которые можно зацепиться: нужно досконально знать внутреннее и внешнее строение изучаемых видов, пределы морфологической и генетической изменчивости. Или паразитические черви-трематоды: некоторых из них вообще невооруженным глазом не видно. На каждую группу живых существ, как правило, приходится всего несколько специалистов-систематиков в мире.

Нам повезло создать в Архангельске очень мощную научную школу в области биологических наук. Мы решаем здесь важнейшие для науки и практики задачи в области геномики, генетики, систематики, паразитологии, биогеографии, изучения биоразнообразия, экологии живых существ.

Активно изучаем полезных и вредных насекомых, моллюсков, пиявок, паразитических клещей, рыб, птиц, млекопитающих и другие группы животных. Хороший показатель – международное признание. Наших специалистов приглашают для проведения инвентаризации особо охраняемых природных территорий, ревизии систематики живых существ в США, Канаду, европейские страны, Восточную и Юго-Восточную Азию.

– Ваша научная карьера развивалась стремительно. В 24 года вы стали кандидатом наук, в 28 – доктором, а в 42 членом-корреспондентом Российской академии наук. Но насколько был сложен этот путь?

– Да, путь этот действительно непрост. Достаточно сказать, что в Архангельской области членом-корреспондентом большой академии был только Феликс Николаевич Юдахин, стоявший у истоков создания нашего центра.

В члены-корреспонденты РАН, как правило, избираются люди, которые болеют наукой. Есть определенная закономерность: ученые, ставшие членкорами и академиками, обычно рано защищают кандидатскую диссертацию и достаточно быстро готовят докторскую. Им присущ определенный фанатизм. Это можно назвать так: наука как образ жизни. Большую роль сыграли мои учителя, особенно профессор Юрий Григорьевич Шварцман.

Ваше избрание членкором РАН – весомый результат и для учреждения, и для области.

– Это очень хороший результат. Он однозначно подтверждает мировой уровень проводимых нами исследований и позволяет обеспечивать прямую связь с нашим Уральским отделением Российской академии наук.

На практике это дает возможность участвовать в научно-исследовательских программах, грантах, проектах президиума Уральского отделения РАН. Это важно с точки зрения развития исследовательского центра, актуальных для нас научных направлений.

Мы считаем, что архангельские ученые должны работать в глобальных масштабах, ставить перед собой самые амбициозные задачи в соответствии с национальными приоритетами развития науки, которые сформулировал Президент России Владимир Владимирович Путин.

Вызов времени – доказать, что ты ученый мирового уровня. А как это можно сделать? Выйти на мировое исследовательское поле и начать там активно работать.

В 1990-е у нас в стране насаждали так называемую региональную компоненту: дескать, надо интересоваться только тем, что находится в твоем регионе. Когда не было денег на финансирование науки, может быть, это была выигрышная стратегия. Но ведь еще в советское время все было иначе.

Студенты Архангельского пединститута постоянно выезжали в республики СССР на дальние комплексные практики. Я считаю, именно та, советская стратегия была верной. Например, чтобы вырос хороший биолог или географ, он должен поработать в основных природных зонах планеты – от Арктики до экватора. А что взять с выпускника, который дальше Малых Карел не выезжал?

Скажем, такое важнейшее понятие, как биосфера, останется для него полнейшей абстракцией. Ведь в природе все взаимосвязано. А постперестроечная стратегия регионализации неуклонно приводила к сужению кругозора ученых в региональных университетах, институтах и центрах. Узкие исследования, выполненные, например, в окрестностях Архангельска, фактически невозможно опубликовать в высокорейтинговых мировых научных журналах. С таким багажом далеко не уедешь.

То есть ФИЦКИА РАН ставит перед собой задачи глобального масштаба?

– Именно. Когда много лет назад я пришел на пост заместителя директора по научной работе в Институт экологических проблем Севера, основной задачей ставился уход от региональной компоненты.

Чтобы наши ученые могли работать не только на Северо-Западе России, но и в Сибири, на Чукотке, в Исландии, Северной Америке, на разных континентах планеты. Сейчас мы имеем хорошие плоды, работаем в глобальных масштабах.

Поэтому если речь идет об Арктике, то мы имеем в виду всю ее циркумполярную зону, а не только Архангельскую область. Но не надо забывать, что колыбель арктических экосистем и арктической флоры и фауны – совсем не там, где сейчас Арктика, а в высокогорьях Центральной Азии, в том числе на Тибетском плато.

Будущее – за интеграционными проектами, за глобальной наукой.

– Помимо биологии исследовательский центр имеет и другие научные школы с традициями.

– У нас есть очень серьезные школы. Например, школа Феликса Николаевича Юдахина, изучающая геодинамику литосферы, сейсмичность северных территорий. Сейчас эту школу развивает Галина Николаевна Антоновская. В других наших институтах также есть сложившиеся сильные школы.

Например, школа профессора Лилии Константиновны Добродеевой в Институте физиологии природных адаптаций, где изучают вопросы здоровья человека, живущего на Севере, в Арктике, и способы коррекции. Лилия Константиновна подготовила 63 кандидата и 42 доктора наук.

Научная школа профессора Константина Григорьевича Боголицына в Институте экологических проблем Севера традиционно изучает различные аспекты целлюлозно-бумажного производства, переработки сырья, а сейчас и переработки торфа. Или, к примеру, школа лауреата Госпремии СССР Александра Ивановича Малова занимается изучением месторождений подземных вод, работает над методами поиска кимберлитовых трубок.

Школа члена-корреспондента РАН Олега Дмитриевича Кононова связана с исследованиями в области мелиорации и растениеводства. В каждом нашем институте есть мощные школы, необходимые региону и широко известные в России и за рубежом. Это наше национальное достояние. Моя главная задача как директора – сохранение и развитие уже существующих школ центра, обеспечение комфортных условий для их эффективной работы.

– Появятся ли новые направления в деятельности центра?

– У нас сконцентрированы школы по естественным наукам, но есть пробел в части гуманитарных наук. Нам остро не хватает Института истории, археологии и этнографии, в составе которого будет хотя бы три молодежные лаборатории.

Проект по созданию в центре такого гуманитарного института в рамках национального проекта «Наука» совместно продвигают полпред Президента РФ по СЗФО Александр Владимирович Гуцан и губернатор Архангельской области Игорь Анатольевич Орлов.

Я очень надеюсь, что этот институт появится и мы станем на 100 процентов разносторонним центром.

Константин СВЕТЛОВ

Иван Болотов: «Архангельские ученые должны работать в глобальных масштабах»

Иван Николаевич, если вспомнить детство и юность, представляли ли вы себя кем-то, кроме ученого?

– Честно говоря, нет. Еще со школы я выбрал этот путь. Люди, занимающиеся нашей дисциплиной, зоологией, можно сказать, рождаются зоологами. Большинство с детства собирают коллекции насекомых, моллюсков.

Все вытекает из детского увлечения. Меня всегда привлекал мир насекомых – ярких, интересных существ. Хотя я интересуюсь и другими представителями животного мира – в основном беспозвоночными. Став ученым, я организовал Российский музей центров биологического разнообразия в ФИЦКИА РАН и передал туда все свои коллекции. Сейчас этот музей имеет международное признание.

Я считаю, что зоология – очень перспективное направление. В этой сфере не так много специалистов, как могло бы быть.

В чем его важность с позиции общества и государства?

– Скажем, в советское время у нас была очень развитая система борьбы с вредителями, паразитами, что давало мощный эффект с точки зрения развития народного хозяйства. После перестройки многое было утрачено. В Советском Союзе были лучшие в мире специалисты в сфере защиты растений и леса, в области паразитологии и т. д. Теперь мы наверстываем.

Существуют насекомые – вредители лесных пород и сельхозкультур, в водных экосистемах живут пиявки и черви-трематоды, паразитирующие на рыбах, влияющие на численность полезных видов – тех же моллюсков, которые в природе выполняют роль биологических фильтров воды.

Моллюски играют важную роль – это важный пищевой объект для ценных видов рыб, но это и переносчики паразитов. В экосистемах все взаимосвязано, и для управления такими сложными процессами, как динамика численности вредителей и паразитов, необходимы глубокие знания о живых организмах.

Мы сейчас подошли к формулировке новой глобальной проблемы – скрытые биогенные угрозы. К ним можно отнести целый спектр угроз – расселение чужеродных видов, паразитические инвазии человека и домашних животных, вспышки экзотических инфекций и т. д. Часто эти биотические процессы идут скрытно, незаметно для населения регионов.

В условиях глобализации и изменения климата эти скрытые угрозы становятся все опаснее. Например, туристы из тропиков нередко привозят незваных пассажиров – разнообразные паразитические организмы и инфекции. Потепление климата приводит к расширению распространения переносчиков заболеваний, в том числе энцефалитного клеща. Птицы несут на север гельминтов и опасные вирусы из южных регионов. Это лишь немногие примеры.

Для того чтобы вести эффективный мониторинг таких скрытых биогенных угроз, необходимо масштабное развитие генетических и геномных технологий.

Крайне важно и своевременно выявлять очаги происхождения биогенных угроз. Эти очаги нередко располагаются за пределами России, например в странах Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока или Африки. Такие глобальные проекты, связывающие Арктику с другими регионами Земли, являются одним из приоритетных направлений развития нашего центра.

Как ученый вы много занимаетесь оценкой биоразнообразия. Почему такое пристальное внимание к этому вопросу в мире?

– Многие страны пришли к пониманию важности биоразнообразия как ресурса, важнейшей составляющей экосистем. Для того чтобы работать в области оценки биоразнообразия, нужны специалисты-систематики, которые четко определяют виды живых существ. Беспозвоночных животных, особенно паразитов, которыми я в том числе занимаюсь, определять достаточно трудно.

Еще труднее работать в области их систематики. Например, многие пиявки – очень мелкие паразитические существа, и у них слишком мало признаков, за которые можно зацепиться: нужно досконально знать внутреннее и внешнее строение изучаемых видов, пределы морфологической и генетической изменчивости. Или паразитические черви-трематоды: некоторых из них вообще невооруженным глазом не видно. На каждую группу живых существ, как правило, приходится всего несколько специалистов-систематиков в мире.

Нам повезло создать в Архангельске очень мощную научную школу в области биологических наук. Мы решаем здесь важнейшие для науки и практики задачи в области геномики, генетики, систематики, паразитологии, биогеографии, изучения биоразнообразия, экологии живых существ.

Активно изучаем полезных и вредных насекомых, моллюсков, пиявок, паразитических клещей, рыб, птиц, млекопитающих и другие группы животных. Хороший показатель – международное признание. Наших специалистов приглашают для проведения инвентаризации особо охраняемых природных территорий, ревизии систематики живых существ в США, Канаду, европейские страны, Восточную и Юго-Восточную Азию.

– Ваша научная карьера развивалась стремительно. В 24 года вы стали кандидатом наук, в 28 – доктором, а в 42 членом-корреспондентом Российской академии наук. Но насколько был сложен этот путь?

– Да, путь этот действительно непрост. Достаточно сказать, что в Архангельской области членом-корреспондентом большой академии был только Феликс Николаевич Юдахин, стоявший у истоков создания нашего центра.

В члены-корреспонденты РАН, как правило, избираются люди, которые болеют наукой. Есть определенная закономерность: ученые, ставшие членкорами и академиками, обычно рано защищают кандидатскую диссертацию и достаточно быстро готовят докторскую. Им присущ определенный фанатизм. Это можно назвать так: наука как образ жизни. Большую роль сыграли мои учителя, особенно профессор Юрий Григорьевич Шварцман.

Ваше избрание членкором РАН – весомый результат и для учреждения, и для области.

– Это очень хороший результат. Он однозначно подтверждает мировой уровень проводимых нами исследований и позволяет обеспечивать прямую связь с нашим Уральским отделением Российской академии наук.

На практике это дает возможность участвовать в научно-исследовательских программах, грантах, проектах президиума Уральского отделения РАН. Это важно с точки зрения развития исследовательского центра, актуальных для нас научных направлений.

Мы считаем, что архангельские ученые должны работать в глобальных масштабах, ставить перед собой самые амбициозные задачи в соответствии с национальными приоритетами развития науки, которые сформулировал Президент России Владимир Владимирович Путин.

Вызов времени – доказать, что ты ученый мирового уровня. А как это можно сделать? Выйти на мировое исследовательское поле и начать там активно работать.

В 1990-е у нас в стране насаждали так называемую региональную компоненту: дескать, надо интересоваться только тем, что находится в твоем регионе. Когда не было денег на финансирование науки, может быть, это была выигрышная стратегия. Но ведь еще в советское время все было иначе.

Студенты Архангельского пединститута постоянно выезжали в республики СССР на дальние комплексные практики. Я считаю, именно та, советская стратегия была верной. Например, чтобы вырос хороший биолог или географ, он должен поработать в основных природных зонах планеты – от Арктики до экватора. А что взять с выпускника, который дальше Малых Карел не выезжал?

Скажем, такое важнейшее понятие, как биосфера, останется для него полнейшей абстракцией. Ведь в природе все взаимосвязано. А постперестроечная стратегия регионализации неуклонно приводила к сужению кругозора ученых в региональных университетах, институтах и центрах. Узкие исследования, выполненные, например, в окрестностях Архангельска, фактически невозможно опубликовать в высокорейтинговых мировых научных журналах. С таким багажом далеко не уедешь.

То есть ФИЦКИА РАН ставит перед собой задачи глобального масштаба?

– Именно. Когда много лет назад я пришел на пост заместителя директора по научной работе в Институт экологических проблем Севера, основной задачей ставился уход от региональной компоненты.

Чтобы наши ученые могли работать не только на Северо-Западе России, но и в Сибири, на Чукотке, в Исландии, Северной Америке, на разных континентах планеты. Сейчас мы имеем хорошие плоды, работаем в глобальных масштабах.

Поэтому если речь идет об Арктике, то мы имеем в виду всю ее циркумполярную зону, а не только Архангельскую область. Но не надо забывать, что колыбель арктических экосистем и арктической флоры и фауны – совсем не там, где сейчас Арктика, а в высокогорьях Центральной Азии, в том числе на Тибетском плато.

Будущее – за интеграционными проектами, за глобальной наукой.

– Помимо биологии исследовательский центр имеет и другие научные школы с традициями.

– У нас есть очень серьезные школы. Например, школа Феликса Николаевича Юдахина, изучающая геодинамику литосферы, сейсмичность северных территорий. Сейчас эту школу развивает Галина Николаевна Антоновская. В других наших институтах также есть сложившиеся сильные школы.

Например, школа профессора Лилии Константиновны Добродеевой в Институте физиологии природных адаптаций, где изучают вопросы здоровья человека, живущего на Севере, в Арктике, и способы коррекции. Лилия Константиновна подготовила 63 кандидата и 42 доктора наук.

Научная школа профессора Константина Григорьевича Боголицына в Институте экологических проблем Севера традиционно изучает различные аспекты целлюлозно-бумажного производства, переработки сырья, а сейчас и переработки торфа. Или, к примеру, школа лауреата Госпремии СССР Александра Ивановича Малова занимается изучением месторождений подземных вод, работает над методами поиска кимберлитовых трубок.

Школа члена-корреспондента РАН Олега Дмитриевича Кононова связана с исследованиями в области мелиорации и растениеводства. В каждом нашем институте есть мощные школы, необходимые региону и широко известные в России и за рубежом. Это наше национальное достояние. Моя главная задача как директора – сохранение и развитие уже существующих школ центра, обеспечение комфортных условий для их эффективной работы.

– Появятся ли новые направления в деятельности центра?

– У нас сконцентрированы школы по естественным наукам, но есть пробел в части гуманитарных наук. Нам остро не хватает Института истории, археологии и этнографии, в составе которого будет хотя бы три молодежные лаборатории.

Проект по созданию в центре такого гуманитарного института в рамках национального проекта «Наука» совместно продвигают полпред Президента РФ по СЗФО Александр Владимирович Гуцан и губернатор Архангельской области Игорь Анатольевич Орлов.

Я очень надеюсь, что этот институт появится и мы станем на 100 процентов разносторонним центром.

Константин СВЕТЛОВ

Поделиться
47311