И пришел дракон
Когда спрашивают, трудное ли у меня было детство, я смеюсь. Зарплату родителям выдавали тетрадками, ели мы в основном огородную провизию, но все-таки не голодали, близкие были рядом, а небо над головой – мирным. Трудное детство, пожалуй, это когда ты провожаешь на фронт папу и не знаешь, вернется ли он. Не можешь учиться в школе, с ранних лет работаешь наравне со взрослыми.
И боишься. Каждую минуту – за себя, за семью, за будущее.
Незнакомые школьницы
Такое детство случилось у труженицы тыла краеведа и почетного жителя Ненецкого автономного округа Ульяны Апполоновны Истоминой. Скоро ей исполнится 85 лет, и я благодарна случаю, что познакомил меня с ее автобиографией «Военные будни колхозной деревни».
Моя покойная уже бабушка – Лидия Кузьминична Соколова – тоже была ребенком в сороковые. Она девчонкой встретила войну в деревне Бочарово Смоленской области, в то время как девочка Уля столкнулась с войной в деревне Андег Ненецкого автономного округа.
Ульяна Апполоновна была младше моей бабушки на пять лет, когда началась Великая Отечественная война, ей было всего десять. В 1942-м Уля как раз окончила четвертый класс. Ее отца забрали на фронт, а девочке поручили нянчиться с сестренкой, которая только что родилась. Со школой пришлось повременить. Все это очень похоже на детство моей бабушки.
– Вот вы перед тарелкой «фукаете», – говорил мне в детстве отец, – а баба Лида в таком возрасте любой крошке была рада! Лепешки из травы ела и ремни кожаные варила. И самой при этом редко чего перепадало – ораву малолетних братьев и сестер кормила. Бывало, походит по соседям, когда дадут чего, когда нет. Вернется домой, а малышня с громким плачем треплет ее за юбку: «Лидка, где корочка? Где картошинка?» А бабушка Лида стоит с опущенными руками и плачет навзрыд – ведь пустой подол.
Большим пиром считалась тюря – вода с сухарями, натертыми овощами и корешками, в лучшие времена – с квасом. Бабушка говорила, ели и вспоминали некрасовские строчки из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»: «Кушай, детка, тюрю. Молочка-то нет! Где ж коровка наша? Увели, мой свет».
Прячьтесь, люди, он летит на Русь
– В деревню Андег весть о начале войны пришла рано утром 23 июня 1941 года с нарочным, – вспоминает Ульяна Апполоновна. – Родители ушли на берег Печоры, чтобы ехать на пожни чистить их от паводка, но почему-то вдруг вернулись и сразу поспешили в клуб. Там и узнали страшную весть.
Несмотря на солнечный день, все померкло. В домах поселилась тревога. Через некоторое время в деревне было создано ополчение, и по вечерам после работы мужчины с вещевыми мешками за плечами и охотничьими ружьями стали на лугу проходить строевую подготовку, обучаться ползать по-пластунски, метать гранату.
Все, конечно, жили надеждой, что пронесет, так как помнили краткость финской войны, но напряженность нарастала. Вечерами все обсуждали сводки с фронта. В магазинах пустели полки. Где-то в августе продавали по 10 метров фланели и по большому платку на семью. За всю войну больше тканей не продавали, кроме отдельных случаев, для новорожденного или по особому распоряжению.
Моя бабушка вспоминала, что, перед тем как в ее деревне Бочарово все узнали о войне, ходил по избам полуслепой старый нищий, просил хлебушка или плошку супа у хозяйки и каждую семью предупреждал: «Прячьтесь, люди, летит на Русь большой и злой дракон».
– Мы тогда смеялись, что за дракон? Просили, глупые, старика описать чудище, – рассказывала мне бабушка Лида. – Слепой махал руками и говорил, что все здесь от пламени дракона сгорит. Не знаю, пророчество это было или случайность.
Но, когда в деревню пришли немцы, мы не раз вспомнили страшные слова бродяги.
Колобок с ладошкой
В семье Ульяны Апполоновны было девять детей, и чтобы помочь маме, она в 11 лет пошла работать в колхоз письмоносцем. Доставляла односельчанам переводы, письма, повестки и похоронки.
– Особое место в домашней работе – забота о младших сестрах и братьях. Матери были на работе, и мы управлялись сами, – вспоминает Ульяна Апполоновна. – У нас в семье младшая сестра родилась, когда отец уже воевал. В посылке на фронт ему послали колобок с отпечатком ее маленькой ручки.
С мая 1942 года меня определили на работу колхозным почтальоном. Почтовое отделение находилось за 3 километра, в Месино. Корреспонденцию для Андега отправляли с попутчиком на лодке, а я встречала ее на берегу. Иногда это надо было делать несколько раз в день, так как не знаешь, когда и с кем придет почта. Помню, положу сестру в зыбку и бегу с почтой через несколько домов, прибегу к дому, послушаю – не плачет ли – и опять к следующему дому.
Моя бабушка Лида в семье тоже была за главную няньку, как-то раз бежала она домой, несла еду больной сестренке – полуторагодовалую Леночку раздуло от голода и колик, ребенок замолкал только от усталости. За плечо бабушку поймал немец. Ткнул ей в нос только что придушенную курицу. Что-то пробормотал. Начал кричать.
Бабушка смекнула – командует, чтоб ощипала. Слезы покатились: «Я ведь не умею!» Немец достал оружие и направил на нее. Хорошо, что мать выбежала – упала перед фрицем на колени, на русско-немецком молила не трогать, сама схватила курицу и начала трясущимися руками тут же щипать. Только это и спасло мою бабушку от гибели.
Не потерять лицо человеческое
Помню, бабушка Лида жалела, что война помешала получить хорошее образование. «Вы теперь поумнее меня будете», – говорила она нам, внукам. Но писала грамотно, и что важно – чисто и красиво, тогда это считалось основным навыком.
Я же считаю, что главное, чему она научилась и потом учила нас, – быть хорошими людьми. А потерять лицо в чрезвычайной ситуации, знаете, было очень просто. Взять хотя бы ее историю, когда русские солдаты отбирали у пацанят собранные ягоды: «Нам воевать, а вы еще соберете».
– Близился сентябрь 1943 года, – вспоминает Ульяна Апполоновна. – Начало нового учебного года. Мне мама предложила выбор – пятый класс или курсы почтового работника. Последнее сулило быстрый путь к работе и к улучшению материального положения семьи. Но я выбрала школу. Это увеличивало трудности – школа находилась за 25 километров, значит, все заботы ложились на материнские плечи. Однако она согласилась.
Наши матери и отцы были мудрыми, горячо верили в Победу и понимали, что после войны образование будет востребовано. Из-за трудностей военной поры своевременно закончили семь классов только пятеро ровесников Ули из деревни. Родители поддерживали их посылками: чашкой замороженного супа или молока.
Сегодня Ульяна Апполоновна – заслуженный учитель России, ветеран педагогического труда, краевед.
Похоронили родителей и детство
Война отняла у моей бабушки сначала мать – в 1943 году, потом сестренку Лену, над которой тряслись до последнего, но не удержали в живых. А потом в 44-м пришла похоронка – погиб отец Кузьма Фролович.
– В 1944 году в нашей деревне тоже многие семьи получили похоронки, – говорит Ульяна Апполоновна. – Погиб наш отец. Все чаще в минуты глубокой усталости матери и жены следили за пролетом воронов, вполголоса произнося пронзительные слова: «Знаю, ворон, твой обычай: ты сейчас от мертвых тел и с кровавою добычей к нам в деревню прилетел…»
Смотрю на эти две истории, и не хватает слов, чтобы выразить уважение девочкам из разных концов страны, наравне со взрослыми тащившим войну на своих худеньких плечиках.
Два года назад мы купались в Черном море, и с неба прямо на нас стал спускаться огромный черный военный вертолет. До сих пор не знаю, как он там оказался. Море тогда сошло с ума, поднялись сильные волны. Люди в воде застыли, но почему-то не убегали на берег.
Вертолет покружил низко-низко в воздухе и улетел. Однако испугалась я тогда сильно. И видела потом, как на берегу люди обнимали перепуганных детей. Дракон оказался ненастоящим, уже через пять минут все плескались в теплых волнах и громко смеялись. А я все смотрела в небо и вспоминала бабушку, детство которой четыре года жег настоящий дракон.
И боишься. Каждую минуту – за себя, за семью, за будущее.
Незнакомые школьницы
Такое детство случилось у труженицы тыла краеведа и почетного жителя Ненецкого автономного округа Ульяны Апполоновны Истоминой. Скоро ей исполнится 85 лет, и я благодарна случаю, что познакомил меня с ее автобиографией «Военные будни колхозной деревни».
Моя покойная уже бабушка – Лидия Кузьминична Соколова – тоже была ребенком в сороковые. Она девчонкой встретила войну в деревне Бочарово Смоленской области, в то время как девочка Уля столкнулась с войной в деревне Андег Ненецкого автономного округа.
Ульяна Апполоновна была младше моей бабушки на пять лет, когда началась Великая Отечественная война, ей было всего десять. В 1942-м Уля как раз окончила четвертый класс. Ее отца забрали на фронт, а девочке поручили нянчиться с сестренкой, которая только что родилась. Со школой пришлось повременить. Все это очень похоже на детство моей бабушки.
– Вот вы перед тарелкой «фукаете», – говорил мне в детстве отец, – а баба Лида в таком возрасте любой крошке была рада! Лепешки из травы ела и ремни кожаные варила. И самой при этом редко чего перепадало – ораву малолетних братьев и сестер кормила. Бывало, походит по соседям, когда дадут чего, когда нет. Вернется домой, а малышня с громким плачем треплет ее за юбку: «Лидка, где корочка? Где картошинка?» А бабушка Лида стоит с опущенными руками и плачет навзрыд – ведь пустой подол.
Большим пиром считалась тюря – вода с сухарями, натертыми овощами и корешками, в лучшие времена – с квасом. Бабушка говорила, ели и вспоминали некрасовские строчки из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»: «Кушай, детка, тюрю. Молочка-то нет! Где ж коровка наша? Увели, мой свет».
Прячьтесь, люди, он летит на Русь
– В деревню Андег весть о начале войны пришла рано утром 23 июня 1941 года с нарочным, – вспоминает Ульяна Апполоновна. – Родители ушли на берег Печоры, чтобы ехать на пожни чистить их от паводка, но почему-то вдруг вернулись и сразу поспешили в клуб. Там и узнали страшную весть.
Несмотря на солнечный день, все померкло. В домах поселилась тревога. Через некоторое время в деревне было создано ополчение, и по вечерам после работы мужчины с вещевыми мешками за плечами и охотничьими ружьями стали на лугу проходить строевую подготовку, обучаться ползать по-пластунски, метать гранату.
Все, конечно, жили надеждой, что пронесет, так как помнили краткость финской войны, но напряженность нарастала. Вечерами все обсуждали сводки с фронта. В магазинах пустели полки. Где-то в августе продавали по 10 метров фланели и по большому платку на семью. За всю войну больше тканей не продавали, кроме отдельных случаев, для новорожденного или по особому распоряжению.
Моя бабушка вспоминала, что, перед тем как в ее деревне Бочарово все узнали о войне, ходил по избам полуслепой старый нищий, просил хлебушка или плошку супа у хозяйки и каждую семью предупреждал: «Прячьтесь, люди, летит на Русь большой и злой дракон».
– Мы тогда смеялись, что за дракон? Просили, глупые, старика описать чудище, – рассказывала мне бабушка Лида. – Слепой махал руками и говорил, что все здесь от пламени дракона сгорит. Не знаю, пророчество это было или случайность.
Но, когда в деревню пришли немцы, мы не раз вспомнили страшные слова бродяги.
Колобок с ладошкой
В семье Ульяны Апполоновны было девять детей, и чтобы помочь маме, она в 11 лет пошла работать в колхоз письмоносцем. Доставляла односельчанам переводы, письма, повестки и похоронки.
– Особое место в домашней работе – забота о младших сестрах и братьях. Матери были на работе, и мы управлялись сами, – вспоминает Ульяна Апполоновна. – У нас в семье младшая сестра родилась, когда отец уже воевал. В посылке на фронт ему послали колобок с отпечатком ее маленькой ручки.
С мая 1942 года меня определили на работу колхозным почтальоном. Почтовое отделение находилось за 3 километра, в Месино. Корреспонденцию для Андега отправляли с попутчиком на лодке, а я встречала ее на берегу. Иногда это надо было делать несколько раз в день, так как не знаешь, когда и с кем придет почта. Помню, положу сестру в зыбку и бегу с почтой через несколько домов, прибегу к дому, послушаю – не плачет ли – и опять к следующему дому.
Моя бабушка Лида в семье тоже была за главную няньку, как-то раз бежала она домой, несла еду больной сестренке – полуторагодовалую Леночку раздуло от голода и колик, ребенок замолкал только от усталости. За плечо бабушку поймал немец. Ткнул ей в нос только что придушенную курицу. Что-то пробормотал. Начал кричать.
Бабушка смекнула – командует, чтоб ощипала. Слезы покатились: «Я ведь не умею!» Немец достал оружие и направил на нее. Хорошо, что мать выбежала – упала перед фрицем на колени, на русско-немецком молила не трогать, сама схватила курицу и начала трясущимися руками тут же щипать. Только это и спасло мою бабушку от гибели.
Не потерять лицо человеческое
Помню, бабушка Лида жалела, что война помешала получить хорошее образование. «Вы теперь поумнее меня будете», – говорила она нам, внукам. Но писала грамотно, и что важно – чисто и красиво, тогда это считалось основным навыком.
Я же считаю, что главное, чему она научилась и потом учила нас, – быть хорошими людьми. А потерять лицо в чрезвычайной ситуации, знаете, было очень просто. Взять хотя бы ее историю, когда русские солдаты отбирали у пацанят собранные ягоды: «Нам воевать, а вы еще соберете».
– Близился сентябрь 1943 года, – вспоминает Ульяна Апполоновна. – Начало нового учебного года. Мне мама предложила выбор – пятый класс или курсы почтового работника. Последнее сулило быстрый путь к работе и к улучшению материального положения семьи. Но я выбрала школу. Это увеличивало трудности – школа находилась за 25 километров, значит, все заботы ложились на материнские плечи. Однако она согласилась.
Наши матери и отцы были мудрыми, горячо верили в Победу и понимали, что после войны образование будет востребовано. Из-за трудностей военной поры своевременно закончили семь классов только пятеро ровесников Ули из деревни. Родители поддерживали их посылками: чашкой замороженного супа или молока.
Сегодня Ульяна Апполоновна – заслуженный учитель России, ветеран педагогического труда, краевед.
Похоронили родителей и детство
Война отняла у моей бабушки сначала мать – в 1943 году, потом сестренку Лену, над которой тряслись до последнего, но не удержали в живых. А потом в 44-м пришла похоронка – погиб отец Кузьма Фролович.
– В 1944 году в нашей деревне тоже многие семьи получили похоронки, – говорит Ульяна Апполоновна. – Погиб наш отец. Все чаще в минуты глубокой усталости матери и жены следили за пролетом воронов, вполголоса произнося пронзительные слова: «Знаю, ворон, твой обычай: ты сейчас от мертвых тел и с кровавою добычей к нам в деревню прилетел…»
Смотрю на эти две истории, и не хватает слов, чтобы выразить уважение девочкам из разных концов страны, наравне со взрослыми тащившим войну на своих худеньких плечиках.
Два года назад мы купались в Черном море, и с неба прямо на нас стал спускаться огромный черный военный вертолет. До сих пор не знаю, как он там оказался. Море тогда сошло с ума, поднялись сильные волны. Люди в воде застыли, но почему-то не убегали на берег.
Вертолет покружил низко-низко в воздухе и улетел. Однако испугалась я тогда сильно. И видела потом, как на берегу люди обнимали перепуганных детей. Дракон оказался ненастоящим, уже через пять минут все плескались в теплых волнах и громко смеялись. А я все смотрела в небо и вспоминала бабушку, детство которой четыре года жег настоящий дракон.
