Был на Двине свой Порт-Ройал
Всех корабельных рейдов Архангельска, где бросали якоря морские странники, наверное, и не перечислю: Городской, Соломбальский, Чижовский, на Фактории… А ещё и Краснофлотский – тот, что именован по ближайшему острову. Вот ведь как: остров на Двине, и корабли на свой рейд принимал речные, а затем много лет отправлял их в моря дальней Арктики. И мне с детства помнится (это самый конец пятидесятых), как всякое лето близ Краснофлотского белела своими корпусами речная флотилия. А прежде чем исчезнуть, особенно подрастала она к августу…
Идея перегонять арктическими морями речные суда из Европейской части России в Сибирь занимала русский ум ещё в XIX веке. Ее пытались воплотить, предпринимали несколько попыток, и это был подвиг на грани отчаяния, можно сказать, типично русский подвиг!
И во время Великой Отечественной перегоны речников из Белого моря в устья Оби и Енисея, хотя и не без потерь, но тоже удавались. Но чтобы они вошли в систему каждой навигации – на такое решились только в 1948-м.
Страна ещё досыта хлеба не ела, и года не прошло, как отменили карточки, многие города лежали в разрухе, и заводы не поднялись из руин, уцелевший торговый флот, латанный и перелатанный, с изработанными котлами и машинами, копился в длиннющей очереди на ремонт, а в Архангельске собрали караван плоскодонных, мелкосидящих судов – аж 22 единицы. И повёл их в Арктику капитан III ранга Фёдор Васильевич Наянов.
Фёдор Наянов
Уроженец крестьянской Тамбовщины Фёдор Наянов в бедняцком детстве не помышлял о карьере моряка. Не было у него и возможности учиться – не окончил даже земскую школу, работал при почте.
В Гражданскую воевал в Красной Армии, был ранен. Позднее неожиданный поворот в судьбе – его призвали во флот, где он и пошёл по офицерской линии. На третий год Великой войны Наянов уже был начальником отделения вспомогательных судов тыла и гаваней Балтийского флота. Награждён орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени, медалью «За оборону Ленинграда».
Из представления его к медали «За боевые заслуги»: «Лично руководил перевозками и неоднократно был начальником каравана, проявив при этом инициативу, смелость и знание дела…». Выходит, с проводкой кораблей Фёдору Васильевичу приходилось иметь дело уже тогда. И вот в послевоенной Арктике он уже организатор, начальник ежегодных речных караванов – небывалого явления в истории мореплавания!
В 1950-м Фёдора Васильевича Наянова и его главных сподвижников удостоили Сталинской премии.
Указ о награждении называется «За выдающиеся изобретения и коренные усовершенствования методов производственной работы». Перечисляются в его тексте Наянов Фёдор Васильевич, начальник; Вакутин Александр Яковлевич, главный механик экспедиции; Демидов Фрол Парфеевич; Евдокимов Виктор Иванович, Сербаев Владимир Георгиевич, капитаны. Дальше цитирую: «за организацию и осуществление массовой проводки речных судов арктическими морями». Это наяновское «изобретение коренного усовершенствования», с прибылью работало на страну более сорока лет!
Однажды мне позвонила из Москвы родственница Наянова, кажется, правнучка. Прочитав мой очерк «Пролив Вилькицкого. Перегон» в столичном журнале, она стала расспрашивать о своём родственнике, покорителе Арктики. Как выяснилось, о его северной эпопее девушка даже не слышала. Я же, пользуясь случаем, решил уточнить, спросил – где Фёдор Васильевич похоронен? Она ответила, мол, кремирован, но на каком из московских кладбищ его прах, ни родители, ни сама она не знают. И в семьях героев случаются сложные отношения с предками…
Перегон. Начало
«В Двине предстояло ждать, пока с Дуная подойдут остальные суда перегонного каравана. Стоянка была бездеятельная, монотонная…» — так пишет замечательный наш писатель Виктор Конецкий в «Архангельских рассказах» и там же, через несколько страниц: «Последний раз с Альфонсом мы встретились в Архангельске. Была северная осень. Я ожидал рейсового катера на пристани Краснофлотского рейда…».
Был Конецкий в ту пору молодым лейтенантом, уволенным с военного флота по «хрущёвскому сокращению», и потому несколько навигаций подряжался штурманить на арктические перегоны. О том, собственно, и рассказал он в своей первой значительной повести «Завтрашние заботы».
Самого рейда Виктор Викторович в «Архангельских рассказах» не описывает, лишь упоминает, но что за публика обживала судёнышки, копившиеся у Краснофлотского, следует из его упомянутой выше повести.
Ещё более прямолинеен в этом смысле знаменитый мурманский капитан Георгий Осипович Кононович, тоже начинавший с арктических перегонов. Уж он-то предельно откровенно описывал кадровый состав самых первых экспедиций – разве что не называл Краснофлотский рейд двинским Порт-Ройалом – по аналогии со столицей пиратов Карибского моря.
Год 1948-й: торговый флот разгромлен и пока не восстановлен. Его пополняли репарационными судами, но в большинстве это старые, изношенные пароходы.
Ещё хуже с моряками. На переходе в Арктике требовалась жёсткая дисциплина, а собранные с миру по нитке кадры у Наянова, как говорится, были ещё те – оторви и за борт выбрось! Не все из старой моряцкой гвардии вернулись с фронтов, а многие из тех, кому повезло вернуться, прошли там такие круги ада, что и жизнь человеческую в копейку не ставили. Иные неустроенной судьбой и грубым нравом боцману Росомахе из повести Виктора Конецкого «Путь к причалу» могли дать фору…
Юрий Иванович Лодиков – ветеран первых перегонов, откровенничал:
— Большинство — вербованный люд, очень разный! Закон профессионального братства безотказно действовал только в море. На длительных стоянках совсем другое дело – быстро находился повод поцапаться. Вот мы, северяне, почему-то недолюбливали южан, и уж если под боком береговая питейная, без жестоких драк редко обходилось…
Но и дело своё морская братва знала! Не только до мыса Дежнева через льды и штормы вела она свои караваны, а огибала его, чтобы смело махнуть Тихим океаном на Камчатку и Сахалин. И это на речных-то корабликах!
Привычное дело
Более тысячи речных судов: сухогрузов и танкеров, самоходных барж и буксиров, пассажирских многопалубных теплоходов, катеров и вспомогательных плавсредств — проводил в советское время Краснофлотский рейд Архангельска в Арктику…
Однажды мне довелось встретить «наяновский караван» в проливе Вилькицкого. Густели сумерки, когда наш «Пионер Онеги» на встречном курсе разошёлся с ним. Зрелище, признаться, грандиозное! Атомный ледокол «Россия», дизельный «Капитан Сорокин» — они впереди всех – у них богатырский шаг.
С марсовых и прожекторных площадок в лиловую воду упирались концентрированные лучи света. Зажжённые лампами тысячеваттных мощностей, они вонзались в сумрак и, прежде чем увязнуть в нём, рассекали пространство на километры. Лёд сильно разрежен, и не было надобности таранить его форштевнями.
Флагманы лишь выбирали среди дрейфующих льдин наиболее широкие коридоры чистой воды. По ним и вели своих подопечных. Иллюминаторы ледокольных надстроек — будто окна многоэтажных домов.
Ещё один ледокол – «Мудьюг», тоже многоэтажка, работал чуть дальше и будто бы в стороне от основного строя. И целая стая спасательных буксиров, что у них на подхвате! С чем сравнить? С городом, полным живых огней, который шествует по студёным волнам, оставляя по правому борту мыс Челюскина…
Перебираю и разглядываю увядшие от времени архивные снимки: стоянка на рейде Варнека – это юг Вайгача, передача барж-самоходок у Ольгинского мыса – это устье Енисея, ледокол «Микоян» торит путь во льдах для крохотных петрозаводских сейнеров – это устье Колымы. А вот – редкий кадр: чистое ото льда Карское море, буксиры «Балтийск» и «Клайпеда» — в голове кильватерных колонн… Эти «Балтийск» и «Клайпеду» встречал я и в 90-х, но уже на стоянке в Соломбале…
Экспедиция, которая занималась перегоном судов через Арктику, к тому времени именовалась так — Экспедиция специальных морских проводок речных судов. Но моряки в своём просторечии, помнится, как прежде, называли её наяновской…
Олег ХИМАНЫЧ, морской историк
