10 июля 2019

Трикстеры русского мифа

Полузабытый писатель Севера

Край наш поистине сказочный. И дело не только в сохранившейся первозданной природе, старинной деревянной архитектуре, как будто сошедшей со страниц сказаний о Древней Руси, но и в том, что именно Архангельская земля дала России и миру множество сказителей и сказочников. Мария Кривополенова, Марфа Крюкова, Степан Писахов, Борис Шергин, Александр Нечаев. «Стоп… Кто такой этот Александр Нечаев?» – спросят читатели.

– Книгу «Находчивый солдат» помните? – спрошу у тех, кому за пятьдесят.

– Это про петровского солдата? – наморщив лоб, вспомнят те, кто в начале семидесятых начинал знакомство с отечественной словесностью с детских сказок. – Конечно, помню.

– Так вот, автор ее – наш земляк!

– Но почему я с той поры не слышал его фамилию?

Почему – об этом позже.

Земля былинная

Заповедное Кенозерье… Лабиринт озер, соединенных протоками, одно перетекает в другое, образуя затейливую водную систему. По бережкам – деревни с древними избами, густые леса. Сказочный мир. Кажется, что в каждом озере живут русалки и водяные, где-то в дремучей чаще таится избушка Бабы-яги, в каждом крестьянском доме под полом живет домовой, в бане – баенный, в темном ельнике лешие бродят. На самом-то деле русалки и водяные – лишь смутное воспоминание о нерпах, в незапамятные времена населявших озера, в избушке живет не сказочная колдунья, а ушедшая от мира старуха-староверка, в доме и в бане под полом скребутся мыши, а не домовые, а леший – не леший, а простой русский странник, коих немало ходит по дорогам страны. Многие из них – настоящие кладези народных песен, сказок, былин, которыми они охотно делятся с соотечественниками.

Мальчик Саша из деревни Екимово (ныне это Плесецкий район) любил русские сказки. Самые первые услышал из маминых уст. Потом было общение с народным сказителем Поликарпом из соседней деревни Вершинино. Можно представить, как, затаив дыхание, слушал мальчик сказки о бравом русском солдате, которому все беды и невзгоды нипочем, который может выкрутиться из самой, казалось бы, безнадежной ситуации – оттого и побеждали русские благодаря не только героизму, но и своей непредсказуемости, склонности к импровизациям, что отмечали и битые враги, и лукавые союзники. Не меньше занимали его истории про хитроумного Иванушку-дурачка, который, как мы знаем с малолетства, вовсе не дурак.

С точки зрения науки, изучающей мировую мифологию, – герой-трикстер (лукавый, плутоватый, сообразительный, могущий любого умника посрамить). Пожалуй, нет в мире народа, у которого не было бы своего Иванушки: Тиль Уленшпигель у голландцев и фламандцев, хитроумный Одиссей у древних греков, обезьяний царь Сунь Укун у китайцев, Локи у скандинавов… Есть аналоги русского хитреца и в мифах африканских народов, у индейцев, островитян Полинезии. Из мифологии трикстер перекочевал и в литературу: вспомним солдата Швейка. А еще любят примерять костюм трикстера иные политики – например, когда обещают «каждой бабе по мужику, каждому мужику – по бутылке».

Кроме веселых сказок есть в нашем наследии героические былины. Этот жанр, наследие Киевской Руси, сохранился на Севере России, а еще на юге, у казаков. Но почему ареал былин оказался разорван? Дело тут в том, что и поморы, и донские казаки в значительной степени – потомки новгородских ушкуйников с их эпической культурой былинных сказителей. А еще, думается, в том, что вольным людям, не знавшим крепостной неволи, близки богатыри древних Киева и Новгорода – свободные, независимые люди, не склоняющие главу перед власть и богатство имущими, говорящие в глаза нелицеприятную правду боярам и самому князю. Былины помнили, передавали из поколения в поколение, часто сетовали, что, мол, «перевелись богатыри на Руси». А тут новая война, и новые богатыри выходят в чисто поле, доказывая: нет, не перевелись, разве что спали богатырским сном до срока, до часа, когда призовет их Русь.

Пройдет много лет – и Василий Шукшин напишет веселую сказку «До третьих петухов», где соберет вместе трех персонажей, три национальных архетипа – Иванушку, Илью Муромца и донского казака.

В путешествие за сказкой

В жестокое время растет и мужает Саша Нечаев. Вихри Гражданской войны проносятся по землям Севера. Закружат, увлекут они и юного кенозерца: одно время он служит в продотряде, ходит по избам, изымает припрятанный хлеб. Крестьянин хитер, что сказочный Иванушка, норовит запрятать зерно так, что самый дотошный прод-
отрядовец не отыщет. Уже после войны, окончив педагогические курсы, руководит Александр Нечаев начальной школой, работает на стройке, на целлюлозном заводе, служит положенный срок в Красной армии. А потом вчерашнего красноармейца заприметил, практически случайно, нарком просвещения Анатолий Луначарский. В разговоре с ним Александр Нечаев выказывает себя знатоком северного фольклора, былин, сказок и преданий русской старины.

– Откуда у вас, молодой человек, такие познания? – изумился нарком.

И вчерашний боец РККА по-армейски четко и старательно перечисляет имена-фамилии знакомых ему северных сказителей.

– Да вам учиться надо! – восклицает Анатолий Васильевич. – Нельзя зарывать талант в землю.

В те годы в СССР социальные лифты (термин, изобретенный изгнанным из страны социологом Питиримом Сорокиным) реально работали: немало таких вот крестьянских парней поднялись до высот научного поиска и художественного творчества. Не стал исключением и Александр: он поступает на Высшие курсы искусствоведения, оттуда – в Ленинградский университет, где учится у ведущих литературоведов того времени, по окончании – научная и преподавательская работа. А еще – экспедиции за сказками и былинами в Карелию и в родное архангельское Кенозерье.

В стране в почете авангард и фольклор. Первый – это прогресс, «езда в незнаемое», смелое экспериментаторство, второй – творчество самого народа, память поколений тружеников. К классической культуре отношение пока что настороженное ввиду дворянского и буржуазного происхождения ее творцов. Их уже не предлагают выкинуть с корабля современности, но и вернуть, так сказать, в культурный оборот не торопятся. Но скоро и это свершится: впереди – столетие гибели Пушкина и другие юбилеи классиков.

А в это время Александр Нечаев путешествует из деревни в деревню, записывая напевные речи сказителей. Каждый из них – живая энциклопедия народной поэзии, многие уже в преклонных летах. Первая опубликованная исследовательская работа посвящена кенозерским песням и танцам.

Одним из самых успешных походов за сказками стало общение с помором Матвеем Коргуевым – количество записанных произведений перевалило далеко за сотню. Кстати, там же в Карелии несколько ранее собирал материалы для «Словаря живого поморского языка» местный краевед Иван Дуров. Увы, языковед погиб в мясорубке тридцатых годов, его труд найден и опубликован не столь давно. А Александра Нечаева судьба не только миловала, но и одаряла своими щедротами. Его научные изыскания и публикации обращают на себя внимание как ведущих ученых, так и маститых литераторов.

«Сказки Карельского Беломорья» становятся, как бы мы сейчас сказали, бестселлером среди ценителей жанра. Издается сборник «Былины». По ходатайству самого Алексея Толстого Александра Николаевича принимают в Союз писателей. Через год он становится кандидатом филологических наук.

В те годы былины – это не просто занимательное чтение. Власть уделяет особое внимание сохранению и популяризации русского национального эпоса. В чем же причина такого пристального интереса партийной элиты к русскому национальному эпосу? Видимо, одна из причин – то, что в воздухе явственно запахло порохом. В Германии поднимают на щит «Песнь о Нибелунгах», которые, в свою очередь, призваны поднять боевой дух немцев в преддверии большой войны. Что ж, у них – Нибелунги, у нас – богатыри, у них – оперы Вагнера, у нас – «Богатырская симфония». Миф мобилизует народ перед тяжелыми испытаниями, так что вдарим Ильей Муромцем по их Зигфриду! Отношение власти к русскому эпосу было более чем серьезным. И когда в начале тридцатых появилась пьеса Демьяна Бедного «Богатыри», где народные герои третировались и высмеивались, а разбойники выставлялись героями, такая трактовка эпических образов вызвала гнев на самом верху властной пирамиды, специальное заседание Политбюро, запрет пьесы, а Демьян Бедный лишился партбилета. Хорошо, что не жизни или свободы; спасло то, что его агитпоэзия была востребована.

Народные сказители в фаворе у власти, самых известных принимают в Союз писателей. Оборотная сторона этого – требование безусловной лояльности: так, слагаются былины о коллективизации, борьбе с «врагами народа», славословия Сталину и «богатырям» из НКВД. Но, как говорится, «мы любим их (сказителей) не за это», а за то, что донесли до нас дух Древней Руси, смогли сохранить культурную преемственность, без которой народ – не нация, а человеческая масса, объединенная сугубо экономическими и узко-бытовыми интересами. Отдельное спасибо тем, кто перенес устное народное творчество на бумагу, придал ему литературный лоск.

Иван, разумом большой

Когда грянула война, Александр Николаевич пошел в ополчение. На Ленинградском фронте он получит ранение, будучи более неспособным сражаться с оружием в руках, работает в редакции газеты «Часовой Севера».

Большей, чем ранение, трагедией для Александра Нечаева стало то, что в хаосе войны пропала рукопись книги сказок, рассказанных ему помором Федором Свиньиным. К счастью, в карельских архивах несколько лет назад обнаружили еще один, подготовленный уже другими фольклористами сборник сказок Свиньина, теперь они изданы. Сразу после войны Александр Нечаев работает над книгой русских народных сказок «Волшебное кольцо» в творческом сотрудничестве с Андреем Платоновым и Михаилом Шолоховым. Каково это было – трудиться рука об руку с двумя гениями! Да еще в компании с таким величайшим русским сказочником, как Павел Бажов.

Следующей его работой стала книга литературно переработанных русских сказок «Иван Меньшой – разумом большой» опять-таки под редакцией Михаила Шолохова. Иван Меньшой – тот самый сказочный дурачок, однако писатель «политкорректно» меняет прозвище. И вправду: Иван – далеко не дурак, совсем наоборот – это он дурит и «умных» братьев, и нечистую силу, и самого царя.

А уже в семидесятые годы выходит памятный мне с детства «Находчивый солдат». Такой же герой-трикстер, способный сварить кашу из топора (кстати, подобный сюжет, увековеченный Йейтсом, есть у ирландцев, только там вместо топора камень), торжествует и над разбойниками, и над лукавыми боярами, выигрывает спор с генералом и адмиралом и оказывается в чести у Петра Великого. Наряду со сборниками сказок, многие из которых записаны в Поморье, выходят и научные работы Нечаева, его книги переводятся на многие языки. Всего же его литературное наследие включает 60 книг сказок и былин. В 1983 году, когда увидела свет его очередная книга сказок «Чудесные ягоды», писатель и собиратель фольклора посетил Архангельск. А через три года его не стало.

Где только не печатались книги, написанные либо отредактированные Александром Нечаевым… Кроме родного Архангельска. Издавали Шергина, Писахова, а вот Нечаева в родном крае не печатали. Что это: досадное невнимание к талантливому земляку или банальная зависть к успешному и плодотворному автору? Писатели – живые люди со всеми достоинствами и недостатками, присущими человеческому роду. Оттого, наверное, и не знают архангелогородцы фамилию знаменитого сказочника.

Наконец, через много лет после смерти земляки воздали должное Александру Николаевичу: в деревне Вершинино ему установлена мемориальная доска. В Плесецком районе в память о собирателе сказок придуман фольклорный праздник под довольно-таки двусмысленным названием «Дураковина». Не знаю, как бы отнесся к такой инициативе покойный писатель: ведь он-то называл любимого героя русских сказок «разумом большой».

В тему

Александр Нечаев, «Двое молодцов из солдатского ранца» (фрагмент).

– Ну, солдат, за верную службу получай награду! Дарю тебе все, чем эти воры-бояре владели. Живи в свое удовольствие!

– Спасибо тебе, царь-государь, на добром слове, – сказал солдат. – Только сытая доля боярская мне не по сердцу. Отпусти ты меня домой, в деревню, да прикажи, чтоб с меня никаких налогов и податей не брали.

– Это ты, служивый, невозможного просишь! – засмеялся царь. – В моем царстве только один человек податей не платит – я сам. А двух царей сразу быть не может! Вот тебе кафтан с моего царского плеча и ступай на все четыре стороны!

Трикстеры русского мифа

– Книгу «Находчивый солдат» помните? – спрошу у тех, кому за пятьдесят.

– Это про петровского солдата? – наморщив лоб, вспомнят те, кто в начале семидесятых начинал знакомство с отечественной словесностью с детских сказок. – Конечно, помню.

– Так вот, автор ее – наш земляк!

– Но почему я с той поры не слышал его фамилию?

Почему – об этом позже.

Земля былинная

Заповедное Кенозерье… Лабиринт озер, соединенных протоками, одно перетекает в другое, образуя затейливую водную систему. По бережкам – деревни с древними избами, густые леса. Сказочный мир. Кажется, что в каждом озере живут русалки и водяные, где-то в дремучей чаще таится избушка Бабы-яги, в каждом крестьянском доме под полом живет домовой, в бане – баенный, в темном ельнике лешие бродят. На самом-то деле русалки и водяные – лишь смутное воспоминание о нерпах, в незапамятные времена населявших озера, в избушке живет не сказочная колдунья, а ушедшая от мира старуха-староверка, в доме и в бане под полом скребутся мыши, а не домовые, а леший – не леший, а простой русский странник, коих немало ходит по дорогам страны. Многие из них – настоящие кладези народных песен, сказок, былин, которыми они охотно делятся с соотечественниками.

Мальчик Саша из деревни Екимово (ныне это Плесецкий район) любил русские сказки. Самые первые услышал из маминых уст. Потом было общение с народным сказителем Поликарпом из соседней деревни Вершинино. Можно представить, как, затаив дыхание, слушал мальчик сказки о бравом русском солдате, которому все беды и невзгоды нипочем, который может выкрутиться из самой, казалось бы, безнадежной ситуации – оттого и побеждали русские благодаря не только героизму, но и своей непредсказуемости, склонности к импровизациям, что отмечали и битые враги, и лукавые союзники. Не меньше занимали его истории про хитроумного Иванушку-дурачка, который, как мы знаем с малолетства, вовсе не дурак.

С точки зрения науки, изучающей мировую мифологию, – герой-трикстер (лукавый, плутоватый, сообразительный, могущий любого умника посрамить). Пожалуй, нет в мире народа, у которого не было бы своего Иванушки: Тиль Уленшпигель у голландцев и фламандцев, хитроумный Одиссей у древних греков, обезьяний царь Сунь Укун у китайцев, Локи у скандинавов… Есть аналоги русского хитреца и в мифах африканских народов, у индейцев, островитян Полинезии. Из мифологии трикстер перекочевал и в литературу: вспомним солдата Швейка. А еще любят примерять костюм трикстера иные политики – например, когда обещают «каждой бабе по мужику, каждому мужику – по бутылке».

Кроме веселых сказок есть в нашем наследии героические былины. Этот жанр, наследие Киевской Руси, сохранился на Севере России, а еще на юге, у казаков. Но почему ареал былин оказался разорван? Дело тут в том, что и поморы, и донские казаки в значительной степени – потомки новгородских ушкуйников с их эпической культурой былинных сказителей. А еще, думается, в том, что вольным людям, не знавшим крепостной неволи, близки богатыри древних Киева и Новгорода – свободные, независимые люди, не склоняющие главу перед власть и богатство имущими, говорящие в глаза нелицеприятную правду боярам и самому князю. Былины помнили, передавали из поколения в поколение, часто сетовали, что, мол, «перевелись богатыри на Руси». А тут новая война, и новые богатыри выходят в чисто поле, доказывая: нет, не перевелись, разве что спали богатырским сном до срока, до часа, когда призовет их Русь.

Пройдет много лет – и Василий Шукшин напишет веселую сказку «До третьих петухов», где соберет вместе трех персонажей, три национальных архетипа – Иванушку, Илью Муромца и донского казака.

В путешествие за сказкой

В жестокое время растет и мужает Саша Нечаев. Вихри Гражданской войны проносятся по землям Севера. Закружат, увлекут они и юного кенозерца: одно время он служит в продотряде, ходит по избам, изымает припрятанный хлеб. Крестьянин хитер, что сказочный Иванушка, норовит запрятать зерно так, что самый дотошный прод-
отрядовец не отыщет. Уже после войны, окончив педагогические курсы, руководит Александр Нечаев начальной школой, работает на стройке, на целлюлозном заводе, служит положенный срок в Красной армии. А потом вчерашнего красноармейца заприметил, практически случайно, нарком просвещения Анатолий Луначарский. В разговоре с ним Александр Нечаев выказывает себя знатоком северного фольклора, былин, сказок и преданий русской старины.

– Откуда у вас, молодой человек, такие познания? – изумился нарком.

И вчерашний боец РККА по-армейски четко и старательно перечисляет имена-фамилии знакомых ему северных сказителей.

– Да вам учиться надо! – восклицает Анатолий Васильевич. – Нельзя зарывать талант в землю.

В те годы в СССР социальные лифты (термин, изобретенный изгнанным из страны социологом Питиримом Сорокиным) реально работали: немало таких вот крестьянских парней поднялись до высот научного поиска и художественного творчества. Не стал исключением и Александр: он поступает на Высшие курсы искусствоведения, оттуда – в Ленинградский университет, где учится у ведущих литературоведов того времени, по окончании – научная и преподавательская работа. А еще – экспедиции за сказками и былинами в Карелию и в родное архангельское Кенозерье.

В стране в почете авангард и фольклор. Первый – это прогресс, «езда в незнаемое», смелое экспериментаторство, второй – творчество самого народа, память поколений тружеников. К классической культуре отношение пока что настороженное ввиду дворянского и буржуазного происхождения ее творцов. Их уже не предлагают выкинуть с корабля современности, но и вернуть, так сказать, в культурный оборот не торопятся. Но скоро и это свершится: впереди – столетие гибели Пушкина и другие юбилеи классиков.

А в это время Александр Нечаев путешествует из деревни в деревню, записывая напевные речи сказителей. Каждый из них – живая энциклопедия народной поэзии, многие уже в преклонных летах. Первая опубликованная исследовательская работа посвящена кенозерским песням и танцам.

Одним из самых успешных походов за сказками стало общение с помором Матвеем Коргуевым – количество записанных произведений перевалило далеко за сотню. Кстати, там же в Карелии несколько ранее собирал материалы для «Словаря живого поморского языка» местный краевед Иван Дуров. Увы, языковед погиб в мясорубке тридцатых годов, его труд найден и опубликован не столь давно. А Александра Нечаева судьба не только миловала, но и одаряла своими щедротами. Его научные изыскания и публикации обращают на себя внимание как ведущих ученых, так и маститых литераторов.

«Сказки Карельского Беломорья» становятся, как бы мы сейчас сказали, бестселлером среди ценителей жанра. Издается сборник «Былины». По ходатайству самого Алексея Толстого Александра Николаевича принимают в Союз писателей. Через год он становится кандидатом филологических наук.

В те годы былины – это не просто занимательное чтение. Власть уделяет особое внимание сохранению и популяризации русского национального эпоса. В чем же причина такого пристального интереса партийной элиты к русскому национальному эпосу? Видимо, одна из причин – то, что в воздухе явственно запахло порохом. В Германии поднимают на щит «Песнь о Нибелунгах», которые, в свою очередь, призваны поднять боевой дух немцев в преддверии большой войны. Что ж, у них – Нибелунги, у нас – богатыри, у них – оперы Вагнера, у нас – «Богатырская симфония». Миф мобилизует народ перед тяжелыми испытаниями, так что вдарим Ильей Муромцем по их Зигфриду! Отношение власти к русскому эпосу было более чем серьезным. И когда в начале тридцатых появилась пьеса Демьяна Бедного «Богатыри», где народные герои третировались и высмеивались, а разбойники выставлялись героями, такая трактовка эпических образов вызвала гнев на самом верху властной пирамиды, специальное заседание Политбюро, запрет пьесы, а Демьян Бедный лишился партбилета. Хорошо, что не жизни или свободы; спасло то, что его агитпоэзия была востребована.

Народные сказители в фаворе у власти, самых известных принимают в Союз писателей. Оборотная сторона этого – требование безусловной лояльности: так, слагаются былины о коллективизации, борьбе с «врагами народа», славословия Сталину и «богатырям» из НКВД. Но, как говорится, «мы любим их (сказителей) не за это», а за то, что донесли до нас дух Древней Руси, смогли сохранить культурную преемственность, без которой народ – не нация, а человеческая масса, объединенная сугубо экономическими и узко-бытовыми интересами. Отдельное спасибо тем, кто перенес устное народное творчество на бумагу, придал ему литературный лоск.

Иван, разумом большой

Когда грянула война, Александр Николаевич пошел в ополчение. На Ленинградском фронте он получит ранение, будучи более неспособным сражаться с оружием в руках, работает в редакции газеты «Часовой Севера».

Большей, чем ранение, трагедией для Александра Нечаева стало то, что в хаосе войны пропала рукопись книги сказок, рассказанных ему помором Федором Свиньиным. К счастью, в карельских архивах несколько лет назад обнаружили еще один, подготовленный уже другими фольклористами сборник сказок Свиньина, теперь они изданы. Сразу после войны Александр Нечаев работает над книгой русских народных сказок «Волшебное кольцо» в творческом сотрудничестве с Андреем Платоновым и Михаилом Шолоховым. Каково это было – трудиться рука об руку с двумя гениями! Да еще в компании с таким величайшим русским сказочником, как Павел Бажов.

Следующей его работой стала книга литературно переработанных русских сказок «Иван Меньшой – разумом большой» опять-таки под редакцией Михаила Шолохова. Иван Меньшой – тот самый сказочный дурачок, однако писатель «политкорректно» меняет прозвище. И вправду: Иван – далеко не дурак, совсем наоборот – это он дурит и «умных» братьев, и нечистую силу, и самого царя.

А уже в семидесятые годы выходит памятный мне с детства «Находчивый солдат». Такой же герой-трикстер, способный сварить кашу из топора (кстати, подобный сюжет, увековеченный Йейтсом, есть у ирландцев, только там вместо топора камень), торжествует и над разбойниками, и над лукавыми боярами, выигрывает спор с генералом и адмиралом и оказывается в чести у Петра Великого. Наряду со сборниками сказок, многие из которых записаны в Поморье, выходят и научные работы Нечаева, его книги переводятся на многие языки. Всего же его литературное наследие включает 60 книг сказок и былин. В 1983 году, когда увидела свет его очередная книга сказок «Чудесные ягоды», писатель и собиратель фольклора посетил Архангельск. А через три года его не стало.

Где только не печатались книги, написанные либо отредактированные Александром Нечаевым… Кроме родного Архангельска. Издавали Шергина, Писахова, а вот Нечаева в родном крае не печатали. Что это: досадное невнимание к талантливому земляку или банальная зависть к успешному и плодотворному автору? Писатели – живые люди со всеми достоинствами и недостатками, присущими человеческому роду. Оттого, наверное, и не знают архангелогородцы фамилию знаменитого сказочника.

Наконец, через много лет после смерти земляки воздали должное Александру Николаевичу: в деревне Вершинино ему установлена мемориальная доска. В Плесецком районе в память о собирателе сказок придуман фольклорный праздник под довольно-таки двусмысленным названием «Дураковина». Не знаю, как бы отнесся к такой инициативе покойный писатель: ведь он-то называл любимого героя русских сказок «разумом большой».

В тему

Александр Нечаев, «Двое молодцов из солдатского ранца» (фрагмент).

– Ну, солдат, за верную службу получай награду! Дарю тебе все, чем эти воры-бояре владели. Живи в свое удовольствие!

– Спасибо тебе, царь-государь, на добром слове, – сказал солдат. – Только сытая доля боярская мне не по сердцу. Отпусти ты меня домой, в деревню, да прикажи, чтоб с меня никаких налогов и податей не брали.

– Это ты, служивый, невозможного просишь! – засмеялся царь. – В моем царстве только один человек податей не платит – я сам. А двух царей сразу быть не может! Вот тебе кафтан с моего царского плеча и ступай на все четыре стороны!

Поделиться
38422