О роли личности в судьбе корабля
Проводить судно в очередную экспедицию специально прибыл легендарный капитан «Михаила Сомова» Герой Советского Союза Валентин Родченко
В начале мая Валентину Филипповичу исполнилось 80 лет. Но он и сегодня полон сил. Приехав в столицу Севера из Санкт-Петербурга всего на один день, капитан принял участие в открытии аудитории Росгидромета в САФУ, проводил «Сомова» в Арктику, посетил Северный морской музей и дал интервью ряду архангельских изданий. Не осталась в стороне и наша редакция.
– Валентин Филиппович, «Михаил Сомов», на котором вы ходили старпомом и капитаном 21 год, уже более сорока лет в строю. Для любого судна срок почти предельный. И хотя пока рано говорить о его списании, но о дальнейшей судьбе задуматься уже пора. Каким вы видите его будущее?
– Вопрос в точку, и вот почему. Приведу такой пример. Самый первый ледокол в мире – «Ермак», построенный в конце позапрошлого века по проекту Степана Осиповича Макарова в Англии, в свое время, отслужив свой срок, был списан. Это было в 1963 году. Тогда регистр внезапно запретил ему выход в море, и его поставили на прикол. Для пароходства он тут же превратился в обузу, потому что его надо было содержать. Ну и первое, что пришло в голову руководству, – избавиться от него, поскольку кроме убытков он ничего не приносил. Была дана команда – разрезать. Дело было в Мурманске. Мы тогда как раз заходили в порт, и я сам видел, как все это происходило.
И вот проходит буквально месяц, и вдруг во всех газетах стали писать, что, мол, как же так, разве можно резать первый в мире ледокол! Но если сегодня напечатали, то это не значит, что завтра все прекратится. Прошел еще месяц. И наверху, хоть и нехотя, но приняли решение прекратить это безобразие. На завод пришла комиссия, а там уже корпус разрезан так, что и не собрать, – часть элементов успели отправить на переплавку.
Важно, чтобы с «Сомовым» так не получилось. Поэтому говорить о его дальнейшей судьбе как раз впору. Недавно регистр продлил ему жизнь на пять лет, но это уже точно в последний раз. Так долго суда не живут. А «Сомову» уже 44 года. Как ты его не ремонтируй, а усталость металла никто не отменял.
– «Михаил Сомов» стал бы прекрасным памятником освоению Арктики в качестве музея на вечной стоянке.
– Конечно, тем более что это даже не ледокол, а у нас уже есть «Ленин» и «Красин». «Сомов» – это ледокольно-транспортное судно. Именно эти суда обеспечивали снабжение Севморпути. Самая большая серия – 17 штук – и «Сомов» был самым молодым среди них. Если бы не эти суда, то даже и говорить нечего было бы о полноценном снабжении арктических трасс. Более того, только «Сомов» работал и в Арктике, и в Антарктиде, хотя и не сильно подходил для этой задачи, но других судов просто не было.
Время бежит быстро. Когда регистр запретит судну выход в море, сразу встанет вопрос, что с ним делать, куда ставить, кто будет содержать? Легче дать команду пустить его на гвозди – и дело с концом. И вот тут важно не упустить момент. Такие вопросы быстро не решаются. Это будет памятник даже не одному конкретному судну, а всей серии, целой эпохе освоения Арктики.
– Что можете сказать о его ходовых качествах? Насколько он успешно справлялся с задачами?
– Сказать по правде, уже к моменту спуска «Сомова» на воду он был морально устаревшим. Проект был 1956 года. Тем более он не подходил для плавания в Антарктиде вдали от баз снабжения и без ледокольной проводки. Там нужно более мощное судно. Директор Института Арктики и Антарктики Алексей Трешников в свое время обращался с просьбой построить новое судно для Антарктиды и лучше бы в Финляндии – мы в то время ледокольно-транспортные суда не умели толком строить. Из Министерства судостроения пришел ответ, что есть суда для Арктики – их и используйте.
– А как в таком случае можно объяснить то, что все эти годы «Сомов» без значительных аварий справляется с поставленными задачами?
– Объясняется все просто – это заслуга экипажа. Ремонты, конечно, и раньше были, но мы по 6, 7, 8 и даже 10 месяцев в году были в море. В доке делали только самое необходимое, да и денег на ремонт вечно не хватало, а все остальное – в море. Для этого у нас была ремонтная бригада из 12 матросов. Но следить за корпусом и ремонтировать его мы могли только на ходу и только в тропиках до Кейптауна. Но этого тоже мало, всего не успеешь. Ржавело судно очень сильно. Когда я уходил на заслуженный отдых, думал, что пройдет два-три года и «Сомова» разрежут на металл. Сейчас вижу, что судно находится в великолепном состоянии. Это говорит о том, что на нем отличная команда и руководство этому направлению уделяет должное внимание. «Сомова» прекрасно отремонтировали в Архангельске, сделали ему очень хороший корпус. Сейчас судно выглядит даже лучше, чем раньше. Но истощение корпуса уже на пределе.
Еще одна причина того, что «Сомов» справляется со своими задачами, не менее прозаична – альтернативы не было, вот и справляется до сих пор.
– Каким вы видите будущее «Сомова» в качестве музея?
– Ближайшие 10–20 лет «Сомов» еще не будет представлять исторической ценности как судно само по себе. Но, заглядывая на десятилетия вперед, когда морские суда будут совсем другими, ведь уже сегодня они могут ходить и вперед, и задним ходом, становятся более маневренными, вот тогда сама архитектура судна будем представлять интерес. Люди смогут увидеть, как и на чем осваивали Арктику в XX веке.
– Где его уместнее установить в качестве музея? Вариантов не так много…
– Мурманск не очень подходит, хотя Арктику оттуда тоже осваивали. К тому же там есть свой музей – атомный ледокол «Ленин». Архангельск вполне подходит для последнего порта приписки «Михаила Сомова». Но у вас не так много посетителей, и его придется содержать за счет бюджета. С точки зрения окупаемости, конечно, ему лучше стоять в Питере, где много туристов. Но там, как ни странно, проблема с местом для его установки.
– Есть ли, на ваш взгляд, взаимосвязь между экипажем и судьбой корабля?
– Есть такое мнение. Я об этом впервые задумался, когда мы вернулись из Антарктиды из того трагического дрейфа. Награду мне лично вручал Председатель Верховного Совета СССР Андрей Андреевич Громыко. Он и подлил масла в огонь.
Попав в эту беду, я понимал, что мы оттуда живыми не вернемся. Не выдержит судно сжатия, и помощи ждать было неоткуда. Причина была банальна – из-за затянувшегося ремонта поздно вышли из Ленинграда, а для Антарктиды две-три недели – целая вечность.
О том, что нас зажало льдами, знали лишь в Госкомгидромете и Институте Арктики и Антарктики. Сначала никаких действий на материке вообще не было, до тех пор пока нас не засек американский спутник и о нашем дрейфе не передал «Голос Америки». Вот тут все зашевелились. После этого Громыко собрал для консультации зарубежных специалистов, имеющих опыт плавания в Антарктиде. Они однозначно сказали, что «Сомову» до следующей навигации не дотянуть – его раздавит льдами или айсбергом. Ведь если бы судно вмерзло в лед и дрейфовало, то мы бы просто сидели, пили чай и смотрели кино в ожидании лета. А нас постоянно давило. Но каким-то чудом судно выдержало и нас спасли.
И вот когда мы остались с Громыко наедине, он сказал мне: «Я знаю, что вас должно было раздавить, но вы спаслись, как думаешь, почему?» А я и сам этого понять не мог. Он мне ответил, что это необъяснимо, а спас меня Бог, и что в этом даже не лично моя заслуга, а просто сам факт того, что капитаном тогда был именно я, и будь на моем месте другой капитан, пусть даже более опытный и грамотный, все могло быть иначе.
А после этого был еще один случай. Сразу после этого рейса
меня даже домой не пустили – положили на реабилитацию в Военно-медицинскую
академию в Ленинграде. И вот начальник академии генерал-лейтенант Шевченко
через месяц лечения сказал, что в моем случае я точно должен был погибнуть, но
спасся.
И он повторил слово в слово то, что сказал Громыко: «Будь на твоем месте другой
командир, как знать…»
То же и с кораблями. Между судьбой экипажа и судьбой их судна есть какая-то связь, но объяснить ее словами вам вряд ли кто сможет.
В ТЕМУ
Антарктический дрейф 1985 года
15 марта 1985 года во время обеспечения станции «Русская» «Михаил Сомов» (капитан В. Ф. Родченко) был зажат тяжелыми льдами и оказался в вынужденном дрейфе вблизи побережья Антарктиды. С дрейфующего судна вертолетами на теплоход «Павел Корчагин» было эвакуировано 77 участников экспедиции и членов экипажа. Для спасения «Михаила Сомова» был направлен ледокол «Владивосток». 26 июля 1985 года он обколол лед вокруг «Михаила Сомова», и 11 августа оба судна вышли на чистую воду. В дрейфе «Михаил Сомов» находился 133 дня.
– Валентин Филиппович, «Михаил Сомов», на котором вы ходили старпомом и капитаном 21 год, уже более сорока лет в строю. Для любого судна срок почти предельный. И хотя пока рано говорить о его списании, но о дальнейшей судьбе задуматься уже пора. Каким вы видите его будущее?
– Вопрос в точку, и вот почему. Приведу такой пример. Самый первый ледокол в мире – «Ермак», построенный в конце позапрошлого века по проекту Степана Осиповича Макарова в Англии, в свое время, отслужив свой срок, был списан. Это было в 1963 году. Тогда регистр внезапно запретил ему выход в море, и его поставили на прикол. Для пароходства он тут же превратился в обузу, потому что его надо было содержать. Ну и первое, что пришло в голову руководству, – избавиться от него, поскольку кроме убытков он ничего не приносил. Была дана команда – разрезать. Дело было в Мурманске. Мы тогда как раз заходили в порт, и я сам видел, как все это происходило.
И вот проходит буквально месяц, и вдруг во всех газетах стали писать, что, мол, как же так, разве можно резать первый в мире ледокол! Но если сегодня напечатали, то это не значит, что завтра все прекратится. Прошел еще месяц. И наверху, хоть и нехотя, но приняли решение прекратить это безобразие. На завод пришла комиссия, а там уже корпус разрезан так, что и не собрать, – часть элементов успели отправить на переплавку.
Важно, чтобы с «Сомовым» так не получилось. Поэтому говорить о его дальнейшей судьбе как раз впору. Недавно регистр продлил ему жизнь на пять лет, но это уже точно в последний раз. Так долго суда не живут. А «Сомову» уже 44 года. Как ты его не ремонтируй, а усталость металла никто не отменял.
– «Михаил Сомов» стал бы прекрасным памятником освоению Арктики в качестве музея на вечной стоянке.
– Конечно, тем более что это даже не ледокол, а у нас уже есть «Ленин» и «Красин». «Сомов» – это ледокольно-транспортное судно. Именно эти суда обеспечивали снабжение Севморпути. Самая большая серия – 17 штук – и «Сомов» был самым молодым среди них. Если бы не эти суда, то даже и говорить нечего было бы о полноценном снабжении арктических трасс. Более того, только «Сомов» работал и в Арктике, и в Антарктиде, хотя и не сильно подходил для этой задачи, но других судов просто не было.
Время бежит быстро. Когда регистр запретит судну выход в море, сразу встанет вопрос, что с ним делать, куда ставить, кто будет содержать? Легче дать команду пустить его на гвозди – и дело с концом. И вот тут важно не упустить момент. Такие вопросы быстро не решаются. Это будет памятник даже не одному конкретному судну, а всей серии, целой эпохе освоения Арктики.
– Что можете сказать о его ходовых качествах? Насколько он успешно справлялся с задачами?
– Сказать по правде, уже к моменту спуска «Сомова» на воду он был морально устаревшим. Проект был 1956 года. Тем более он не подходил для плавания в Антарктиде вдали от баз снабжения и без ледокольной проводки. Там нужно более мощное судно. Директор Института Арктики и Антарктики Алексей Трешников в свое время обращался с просьбой построить новое судно для Антарктиды и лучше бы в Финляндии – мы в то время ледокольно-транспортные суда не умели толком строить. Из Министерства судостроения пришел ответ, что есть суда для Арктики – их и используйте.
– А как в таком случае можно объяснить то, что все эти годы «Сомов» без значительных аварий справляется с поставленными задачами?
– Объясняется все просто – это заслуга экипажа. Ремонты, конечно, и раньше были, но мы по 6, 7, 8 и даже 10 месяцев в году были в море. В доке делали только самое необходимое, да и денег на ремонт вечно не хватало, а все остальное – в море. Для этого у нас была ремонтная бригада из 12 матросов. Но следить за корпусом и ремонтировать его мы могли только на ходу и только в тропиках до Кейптауна. Но этого тоже мало, всего не успеешь. Ржавело судно очень сильно. Когда я уходил на заслуженный отдых, думал, что пройдет два-три года и «Сомова» разрежут на металл. Сейчас вижу, что судно находится в великолепном состоянии. Это говорит о том, что на нем отличная команда и руководство этому направлению уделяет должное внимание. «Сомова» прекрасно отремонтировали в Архангельске, сделали ему очень хороший корпус. Сейчас судно выглядит даже лучше, чем раньше. Но истощение корпуса уже на пределе.
Еще одна причина того, что «Сомов» справляется со своими задачами, не менее прозаична – альтернативы не было, вот и справляется до сих пор.
– Каким вы видите будущее «Сомова» в качестве музея?
– Ближайшие 10–20 лет «Сомов» еще не будет представлять исторической ценности как судно само по себе. Но, заглядывая на десятилетия вперед, когда морские суда будут совсем другими, ведь уже сегодня они могут ходить и вперед, и задним ходом, становятся более маневренными, вот тогда сама архитектура судна будем представлять интерес. Люди смогут увидеть, как и на чем осваивали Арктику в XX веке.
– Где его уместнее установить в качестве музея? Вариантов не так много…
– Мурманск не очень подходит, хотя Арктику оттуда тоже осваивали. К тому же там есть свой музей – атомный ледокол «Ленин». Архангельск вполне подходит для последнего порта приписки «Михаила Сомова». Но у вас не так много посетителей, и его придется содержать за счет бюджета. С точки зрения окупаемости, конечно, ему лучше стоять в Питере, где много туристов. Но там, как ни странно, проблема с местом для его установки.
– Есть ли, на ваш взгляд, взаимосвязь между экипажем и судьбой корабля?
– Есть такое мнение. Я об этом впервые задумался, когда мы вернулись из Антарктиды из того трагического дрейфа. Награду мне лично вручал Председатель Верховного Совета СССР Андрей Андреевич Громыко. Он и подлил масла в огонь.
Попав в эту беду, я понимал, что мы оттуда живыми не вернемся. Не выдержит судно сжатия, и помощи ждать было неоткуда. Причина была банальна – из-за затянувшегося ремонта поздно вышли из Ленинграда, а для Антарктиды две-три недели – целая вечность.
О том, что нас зажало льдами, знали лишь в Госкомгидромете и Институте Арктики и Антарктики. Сначала никаких действий на материке вообще не было, до тех пор пока нас не засек американский спутник и о нашем дрейфе не передал «Голос Америки». Вот тут все зашевелились. После этого Громыко собрал для консультации зарубежных специалистов, имеющих опыт плавания в Антарктиде. Они однозначно сказали, что «Сомову» до следующей навигации не дотянуть – его раздавит льдами или айсбергом. Ведь если бы судно вмерзло в лед и дрейфовало, то мы бы просто сидели, пили чай и смотрели кино в ожидании лета. А нас постоянно давило. Но каким-то чудом судно выдержало и нас спасли.
И вот когда мы остались с Громыко наедине, он сказал мне: «Я знаю, что вас должно было раздавить, но вы спаслись, как думаешь, почему?» А я и сам этого понять не мог. Он мне ответил, что это необъяснимо, а спас меня Бог, и что в этом даже не лично моя заслуга, а просто сам факт того, что капитаном тогда был именно я, и будь на моем месте другой капитан, пусть даже более опытный и грамотный, все могло быть иначе.
А после этого был еще один случай. Сразу после этого рейса
меня даже домой не пустили – положили на реабилитацию в Военно-медицинскую
академию в Ленинграде. И вот начальник академии генерал-лейтенант Шевченко
через месяц лечения сказал, что в моем случае я точно должен был погибнуть, но
спасся.
И он повторил слово в слово то, что сказал Громыко: «Будь на твоем месте другой
командир, как знать…»
То же и с кораблями. Между судьбой экипажа и судьбой их судна есть какая-то связь, но объяснить ее словами вам вряд ли кто сможет.
В ТЕМУ
Антарктический дрейф 1985 года
15 марта 1985 года во время обеспечения станции «Русская» «Михаил Сомов» (капитан В. Ф. Родченко) был зажат тяжелыми льдами и оказался в вынужденном дрейфе вблизи побережья Антарктиды. С дрейфующего судна вертолетами на теплоход «Павел Корчагин» было эвакуировано 77 участников экспедиции и членов экипажа. Для спасения «Михаила Сомова» был направлен ледокол «Владивосток». 26 июля 1985 года он обколол лед вокруг «Михаила Сомова», и 11 августа оба судна вышли на чистую воду. В дрейфе «Михаил Сомов» находился 133 дня.
